— Сень, ты че?… — Ели слышно произнес растерянный дозорный.
— Да это ж… эгггг-хаа — не прекращая ржать лошадиным смехом, попытался ответить Сеня. — Да это же Аркаша!
— Аркаша? — Переспросил и напрягся второй. — Аркашка! — Заорал часовой, повнимательнее всмотревшись в лицо нападавшего. — Живой! — Но автомат не опустил.
Тут Аркадий больно получил по печени локтем своего заложника и удар, с разворота, кулаком по лицо. Нож выскользнул из руки, воткнувшись в землю, а его владелец, пошатнувшись, упал на спину.
— Это за нож у горла. — Прохрипел бывший заложник, усердно потирая кулак.
Аркадий приподнялся и сплюнул кровь. Уставившись очумелыми глазами, горе-налетчик повнимательнее изучил всех троих и узнал в них бывших своих сослуживцев. Тот, что заржал — Сеня — коренастый мужик в возрасте, раньше дежурил в северных туннелях и вмести с уцелевшими оборонял Гагаринскую, после чего был ранен и вместе со всеми раненными, доставлен на Сибирскую. В числе раненных в тот день оказались двое других часовых — Саня, в своих кругах известный как Сухой, и Шивников, тот самый гитарист с похрипывающим голосом. Никто точно не знал его имя, да и он сам не говорил, и поэтому все звали его исключительно по фамилии.
Все трое глядели на Аркадия, как на призрака, но лица их все равно расползлись в улыбке и, протянув ему руки, подняли и крепко обняли, по мужски. Первое время Аркадий был несколько растерян, но после пришел в себя от мощного удара и не мог нарадоваться встречи с людьми, которых он думал, уже потерял.
Усадив товарища рядом с костром и протянув ему банку с тушенкой и ложку, потребовали объяснений его налета на блокпост. Жуя консервы, Аркадий поведал сослуживцам всю правду… И про Захарова, и про Бориса, и его предательство, про чудесное спасения, про маленького мутанта Сяву, который спас его от неминуемой гибели и приютил у себя в бункере, про ходы, обвивающие все Метро (по которым он вышел в этот туннель), а не только станцию Маршала Покрышкина, как им говорили…
Договорив и доев консервы, Аркадий стал изучать реакцию товарищей, чьи лица превратились в полигон эмоций, переполнявшие их душу. Сеня жутко напрягся, разглаживая брови одной рукой и при этом вздыхая и охая. Сухой вначале порозовел, затем побледнел, а после выпрямился и уставился в догорающий костер, не сводя с углей задумчивый взгляд. А Шивников просто начал пощелкивать костяшками, перебираясь от одного пальца к другому и так снова и снова. При всем при этом, выражение его лица лишь немного переменилось, и то только при воспоминании о Борисе.
— Значит расстреляли говоришь?… — Медленно проговорил пришедший в себя Сухой. — И Даню,… и Володю…
— Вот сучье! — Заявил Шивников.
— А нам сказали, это вы набросились на Бориса и людей Захарова, и те были вынуждены вас расстрелять… — Вздохнул Сеня.
— Вздор…
— Он родимый! Мы до последнего в это не верили, и всячески возмущались, но люди Захарова пригрозили нам той же участью и строго-настрого запретили раскрывать рот по этому поводу. — Рассказал Сухой. — И семью твою…
Троица переглянулась между собой.
— Что с ними! Отвечай! — Вскочил с места Аркадий и вцепился обеими руками в старенький бронежилет Сухого.
— Успокойся! — Откинул Аркадия от товарища, подоспевший Шивников. — Сядь и спокойно выслушай. Жива твоя Иришка! Но только их держат в тюрьме, вместе с Антошкой, как семью предателя родины.
Аркадий уселся на свое место и потер лоб.
— Послушай, Аркаша, мы узнали об этом, только когда выписались из лазарета, и ничего с этим не могли поделать! — Вступился в оправдания троицы Сеня. — Нас и самих-то чуть не грохнули! Но вместо этого всучили по жестяной медали и отослали служить сюда. Мы, правда, ничем не могли им помочь…
— Да я вас не виню… Я… Я просто… Мне нужно все хорошенько обдумать.
Костер почти окончательно потух, но Сухой подкинул в него несколько досок, и огонь нехотя начал разгораться вновь. Товарищи сидели в тишине, лишь что-то изредка пощелкивало в туннеле, но тут же затихало. После длительного раздумья, Аркадий обратился к Сене: