й скоростью, словно боялся, что его будут преследовать. Однако аллозавр потерял к нему всякий интерес: он в упор смотрел на мать, но почему-то не отходил, как это обычно случалось, и она, в свою очередь, не прогоняла его от себя. Может, в иное время они снова сделали бы вид, что не замечают друг друга, но, поддаваясь общему беспокойству и собственной природе, сейчас не спешили расходиться. Внезапно молодой аллозавр, удерживая взгляд матери, начал отступать вдоль берега туда, где в гордом одиночестве пила старая самка стегозавра - та самая, что некогда убила его сестру. И в какой-то миг другая самка - его давнишняя подруга - поняла, что он собирается сделать. Старуха взревела, когда хищник подскочил к ней спереди, избежав шипастого хвоста, и попытался вцепиться в горло. Ей повезло вовремя уклониться, и вместо шеи зубы сомкнулись на одной из небольших пластин, ее покрывавших. Самка попыталась стряхнуть аллозавра, да он и сам уже понял, что промахнулся. Однако отпускать ее не спешил, видимо, боясь, что в этом случае она успеет развернуться и ударить его хвостом. В конце концов, хищник отскочил, унося в зубах выломанный кусок пластины. Выплюнув его, аллозавр снова попытался ухватить самку за шею, но та уже оправилась от неожиданности и теперь разворачивалась к нему задом, угрожающе размахивая хвостом. Яростный рев разозленной старухи оглашал берег. Некоторое время они кружили друг против друга. Аллозавр пытался оказаться с жертвой лицом к лицу, но та не давала ему зайти спереди, а сзади была неприступна. Понимая, что все с самого начала пошло не так и теперь грозит закончиться неудачей, хищник попробовал подобраться к самке сбоку, прежде чем она успеет развернуться. Он обежал ее по широкой дуге несколько раз, чтобы привести в замешательство. Старуха и вправду не успевала разворачиваться и не могла уследить за ним. Все происходящее, очевидно, начало не только раздражать, но и пугать ее. Кажется, впервые с тех пор, как миновала порог детства, самка стегозавра испугалась хищника. Наконец, когда аллозавру показалось, что он запутал старую самку, настало время решающего прыжка - и хищник прыгнул с разбега, метя ей в бок, намереваясь всем своим весом обрушиться на бронированную старуху и повалить ее наземь. Самка успела отпрянуть - только когти скользнули по ее боку. Хищник, чтобы не упасть, отскочил - но почти сразу же понял, что лучше было ему упасть. Увенчанный шипами хвост оказался между его ног, и единственный удар грозного оружия мог сломать ему голень, а при худшем раскладе вспороть брюхо. На какой-то миг, должно быть, молодой аллозавр почувствовал над собой тень смерти - это заставило его принять единственно верное решение. Он отскочил, подняв левую ногу так, чтобы пронести ее над смертоносным хвостом, и, не удержав равновесия, стал заваливаться набок. Падение, очевидно, не пришлось ему по нутру: молодая самка услышала, как болезненно взрыкнул ее друг - но уже через мгновение снова стоял на ногах. Лучше было упасть самому, чем под ударом шипа, и аллозавр предпочел сохранить жизнь - и ноги. Мать его стояла неподалеку, наблюдая за схваткой. Она не сделала и шага в сторону сцепившихся ящеров. Хищник прыгнул снова - и на сей раз не промахнулся. От сильного толчка старуха пошатнулась, и аллозавр, стремясь упрочить свой успех, потянул ее за собой, падая вперед. Он перекувырнулся через голову и на недолгое время оказался выбит из колеи - впрочем, теперь это не имело значения. Старая самка лежала на боку, отчаянно ревя и пытаясь размахивать хвостом, но уже не будучи в силах причинить хищнику сколько-нибудь ощутимый вред. Вернувшись к своей жертве, аллозавр наклонился и в несколько мгновений перегрыз ей горло. Так и явился он матери - с окровавленной пастью, стоящий над телом поверженного чудовища, долгое время внушавшего страх даже хозяйке озера. Замерев, молодая самка следила за ними, ожидая, убьет ли хозяйка хищника, осмелившегося охотиться в границах ее земли. Мать-аллозавр сделала несколько осторожных шагов к сыну, когда он поднял голову и издал долгий горловой крик - вовсе не торжествующий, а словно бы даже жалобный. Он не вырос еще до размеров взрослой особи, но больше не был и детенышем, чью шею мать без труда могла прижать к земле. Начнись между ними схватка, победителя трудно было бы определить. Но схватка не началась. Оба аллозавра, наконец, сошлись так близко, как никогда не сходились с тех самых пор, когда юный хищник вместе с сестрами возился у матери под боком. Потянувшись к ней, он потерся головой о ее шею, жадно втягивая ноздрями воздух. Словно бы потворствуя ему, она высоко подняла голову, оставляя горло беззащитным. Это не был знак подчинения или признания его превосходства: вздумай юный хищник сейчас напасть, у матери хватило бы сил навсегда отучить его от подобной дерзости. Но, казалось, в этот миг он не думал о нападении. Все еще широко раздувая ноздри, аллозавр издал низкий хрипловатый зов и склонил голову матери на спину, словно успокаивая ее, словно показывая мирность своих намерений. И впервые за много лет хозяйка озера не стала его гнать. ... Когда молодая самка вернулась к стаду, ее незадачливый сородич был уже там. Казалось, он довольно быстро оправился от испуга и теперь искал ту, которой еще не оказывал знаков внимания, чтобы вновь попытать удачи. Стоило ему увидеть подошедшую самку, как он тут же принял самый величественный вид, на который только был способен, и громко закричал, призывая ее. Конечно, он не убивал стегозавра, чтобы покрасоваться перед ней, но его назойливость возымела действие. По крайней мере, оказалось куда проще сдаться его домогательствам, чем из раза в раз пытаться сбежать. *** В засушливую пору озеро снова обмелело, но не пересохло, как в лето, унесшее жизни сестер и братьев молодой самки. В один жаркий день она отложила десять яиц под тенью старой араукарии в поредевших зарослях папоротника. На другом берегу озера мать-аллозавр укрывала собственную кладку ветвями и опавшей хвоей, засыпала песком. Хищница сделалась чрезвычайно раздражительна в эти дни, и ее сын, по обыкновению приходивший к озеру в жару, старался держаться от родительницы как можно дальше и не ступать на ее охотничьи тропы. Обычно он появлялся по раннему часу, когда хозяйка долины спала, и уходил до того, как она просыпалась. Не испугавшись стегозавра, он, казалось, боялся собственной матери. Или, может быть, - не боялся? В любом случае было очевидно, что даже от мысли поспорить с ней за угодья возле озера молодой аллозавр был очень далек. К сожалению, только он. Когда молодую самку камптозавра, уснувшую возле кладки, разбудили странные звуки, которые сквозь дремотную пелену трудно было распознать, она почти нос к носу столкнулась с целюром. Маленький ящер увлеченно терзал комок красноватой плоти, покрытый кровью и слизью, - все, что осталось от зародыша, прежде срока вырванного из яйца. Но из всех неожиданностей эта была не самой неприятной: увлекшийся целюр настолько ослабил бдительность, что чудовищные челюсти, опустившиеся на него сверху, в мгновение ока сжали хрупкое тело и оторвали от земли. С кем самка никогда не думала столкнуться, так это с одноглазым чудовищем из коричнево-красной пустоши, о котором и думать забыла последние несколько лун. Не обращая на нее внимания в полной уверенности, что беззащитное травоядное не сможет причинить ему вреда, огромный ящер в одно движение проглотил целюра - самка услышала приглушенный хруст тонких косточек. Чудище уже опустило голову, присматриваясь к кладке у себя под ногами, когда несчастная мать подхватилась на ноги и, отскочив в сторону, чтобы ее нельзя было достать, жалобно закричала. Рассвет еще только занимался над озером и почти все обитатели долины спали. Отчаянные крики несчастной матери разбудили стегозавров в зарослях цикадовых, ее собственное стадо и даже озерную хозяйку, лежащую бессменным стражем у своей кладки. На нее-то и рассчитывала молодая самка. Увидев на своей земле незнакомого хищника, мать-аллозавр почти мгновенно преодолела разделяющее их расстояние и громко взревела, вызывая чужака на пое