тоило кому-либо учуять воду, как он тут же начинал копать, чтобы она выступила на поверхность. Первой удача улыбнулась молодой самке камптозавра, чей единственный выводок вылупился в то же лето, что и их непоседливая соплеменница, водящая дружбу с хищниками. Когда в разрытой ямке блеснула заветная влага, счастливица издала радостный клекот, подзывая своих детенышей. Но в тот раз утолить жажду им так и не удалось. Старая самка стегозавра, та, что держала в почтительном страхе всю долину, грубо оттолкнула соперницу и, опустив голову в лунку, начала с жадностью пить. Никто так и не осмелился воспротивиться ей. Прошло еще несколько дней, и оказалось, что под коркой высохшей земли почти на всем дне озера встречается вода. Но ее было так мало, что каждому доставалось по несколько глотков прежде, чем лунка снова наполнялась влагой, а жара, между тем, и не думала спадать. Жажда и голод стали постоянными спутниками приозерных обитателей в эти дни. От рассвета до заката они лежали в тени редких деревьев возле пересохшего озера или прятались на окраине хвойного леса. Маленькая самка почти сроднилась с сосущей болью в животе и жжением в горле. Дни сливались в один, и воспаленный мозг не мог уже распознать, сколько прошло времени с той поры, как выпал последний дождь. Смертей в то лето было не счесть, и аллозавры принялись подбирать падаль. Маленькая самка никогда раньше не видела, как они пожирают высохшие или полусгнившие туши: обычно этим занимались орнитолесты и птерозавры, тогда как хозяйка озера предпочитала кормить детенышей свежим мясом. Но о предпочтениях в то лето пришлось забыть. Как-то раз одна из дочерей приозерной хищницы сцепилась насмерть с оголодавшим орнитолестом за тушу молодого стегозавра. Туша была высушена солнцем и выглядела настолько непривлекательно, что в иное время даже падальщики побрезговали бы ею, но в эти трудные дни и такая пища считалась большой ценностью. Молодой хищнице был почти год, она уже могла сравниться в размерах со взрослым орнитолестом, поэтому итог их схватки нельзя было предсказать до того момента, пока в нее не вмешалась мать-аллозавр, привлеченная отчаянными криками дерущихся. Отогнав дочь, она ударом бедра повалила соперника наземь и, наступив на тонкую шею, несколько раз дернула ногой, сокрушая позвонки. Конечно, детеныш стегозавра был смешной добычей для семейства хищников, но их положение было во многом лучше, чем у травоядных: растительность выгорела и засохла, пищи в округе почти не осталось, лишь в тени хвойных деревьев сохранились еще редкие папоротники да цикадовые. Однако здесь под растрескавшейся землей была вода, и оставить озеро травоядные не решались. Материнской ли заботой или милостью судьбы никто из юных аллозавров не погиб в то лето, однако к семейству маленькой самки удача не была столь благосклонна: ее сородичи умирали один за другим. Вместе с крошкой-камптозавром вылупилось еще восемь братьев и сестер, а к концу засухи их осталось только двое. Утомленная тяжелым уроком, погруженная в болезненный полусон, она не заметила, как поменялся ветер и как сначала легкие и полупрозрачные, а затем все более густые облака принялись затягивать раскаленное небо. Маленькая самка не сразу поняла, что происходит, когда ей на спину упала первая капля. Вторая шлепнулась на переносицу и заставила вздрогнуть от неожиданности. Оглядевшись, самка увидела благословенный полумрак непогоды, облегчение для уставших глаз, а через несколько мгновений шумный тропический ливень обрушился на ее спину. Фыркая и мотая головой, еще не полностью понимая, что происходит, она подхватилась и начала спешно подниматься вверх по берегу, в сторону леса, оскальзываясь на быстро размокавшей земле. Струи воды, стекая, ласкали обожженные бока, и впервые за последние месяцы самка ощутила в себе силы двигаться. Взобравшись достаточно высоко, чтобы не быть унесенной в озеро с потоками грязи, она нашла в земле круглую ямку, в которой начала скапливаться дождевая вода, и принялась ненасытно пить. Ожидала, пока ямка наполнится, и снова пила, и делала так много раз, пока жжение в горле не перестало ее мучить. Дождь шел несколько дней, и по их истечении озеро уже напоминало прежнее себя. Оно было еще не так полноводно, как до засухи, и ему предстояло восстановиться в течение следующих месяцев. Однако и прибывшей воды хватило, чтобы напоить измученных обитателей долины: хищники и травоядные, взрослые и детеныши пили рядом, и с каждым глотком к истощенным животным возвращались силы. После большого дождя к озеру снова пришли зауроподы, их приближение чувствовалось издалека. Но эти пришельцы не были похожи на тех, что выпили пересыхающий водоем: они казались ниже и длиннее оттого, что держали головы словно бы склоненными к земле. Их было около десятка, но даже если бы оказалось больше, наполнившееся озеро они при всем желании не смогли бы выпить. Когда огромные существа устроились на берегу (обитатели долины расступались, давая им дорогу) и опустили маленькие головы в воду, юная самка впервые после засухи решилась подойти к старому другу. В жару она боялась приближаться к матери-аллозавру, да и сил хватало лишь на то, чтобы добрести до ближайшей тени, но сегодня можно было рискнуть: хищница вернулась с охоты с мертвой отниелией, а ее удачливый сын умудрился наткнуться в лесу на детенышей диплодока. Теперь он уже не был неловкой несмышленой крохой, недавно вылупившейся из яйца. Детская неуклюжесть еще сохранялась в его чертах, однако он вырос и мог бы коснуться головой брюха матери, если бы встал у нее между ног. Изменения затронули не только его облик - в этом юной самке предстояло скоро убедиться. Пока же она отчаянно не понимала, почему старый друг отворачивается от нее, словно бы смущенный попытками привлечь его внимание. Только после того, как она довольно ощутимо пихнула его головой в бок, аллозавр поднялся и потянулся к ней. Юная самка только того и ждала: не осознав произошедших перемен, она вызывала его на старую игру, из которой неизменно выходила победительницей. Она пятилась вдоль берега до тех пор, пока он не понял ее намерение, и, как только его шаги сделались увереннее, превращаясь в бег, она тоже кинулась бежать. Теперь это удавалось ей куда лучше, чем полгода назад: ноги ее вытянулись и окрепли, и силы, вернувшиеся после дождя, стремительно прибывали. Самка не сомневалась, что и теперь обгонит старого друга: он был сильнее и массивнее, но она - выносливее и легче. Стремясь усложнить задачу, самка кинулась между ног огромных зауропод, слишком неповоротливых, чтобы раздавить ее, и слишком глупых, дабы испугаться чего-то настолько маленького. Аллозавр бросился за ней, но под брюхо гигантам лезть не стал, а обогнул их по узкой дуге, пригибаясь, чтобы извивающиеся в воздухе длинные хвосты не хлестнули его. Сейчас, сразу после начала погони, он бежал даже немного впереди нее, и какое-то размытое старое воспоминание заставило самку напрячься. Что-то подсказывало ей остановиться в относительно безопасном укрытии под брюхом старого диплодока, но другой инстинкт в то же время гнал ее бежать как можно быстрее. В конце концов, возобладал второй голос, и самка даже не сбавила скорости, когда вылетела на открытый берег, несясь словно бы от смертельной опасности. Аллозавр был уже почти рядом: расстояние между ними стремительно сокращалось, и что-то незнакомое, жадное и сосредоточенное сквозило в его движениях. Определенно это была не игра. Самка мчалась со всех ног, но хищник все же настиг ее, подскочил и с силой толкнул бедром. От удара она пошатнулась и повалилась на землю, острая боль пронзила бок, на который пришлось падение. Страх ужасной смерти охватил ее. Самка не знала, чего ждать и что хищник намерен делать дальше, но от испуга громко отчаянно закричала - не призывая на помощь, а только высвобождая овладевший ею ужас. Ее крик подхватил молодой диплодок, стоявший ближе остальных к месту их столкновения. Длинный хвост просвистел в воздухе и ударил хищника в бок с такой силой, что смел его в озеро: брыз