– А ты прав! То-то я подумала, почему ты перестал её про эту штуковину расспрашивать. – Василика разжала кулачок. Сейчас скомканная синяя полоска материи не производила впечатления чего-то стоящего. – Выбросим?
Мне внезапно стало так жаль ни в чём не повинную ленточку, что я машинально остановил её руку. От неожиданности Василика замерла. Я осёкся. Она посмотрела на меня. Наши глаза были сейчас близко-близко. Мне показалось, я чувствую её лёгкое дыхание. Взгляд девушки стал внимательным. Я не видел губ, но знал, что они рядом. Достаточно лишь…
– Боишься? – достиг моих ушей едва слышимый вопрос.
Вместо ответа я, не закрывая глаз, нежно-нежно поцеловал её. Тёплые губы чуть отпрянули, но тут же вернулись, и мы замерли, не знаю, на секунду, на минуту или на час, упиваясь мгновением вечности и друг другом, забыв обо всём на свете и даже не пытаясь понять, что происходит. Наверное, так бывает перед смертью: предыдущая жизнь разом пролетает вереницей образов, и ты успеваешь осознать всё, что было в ней важного и осмысленного. Я увидел бабушку, увидел, как Кроули ведёт меня за руку к матери, увидел смеющегося отца, заплаканную сестру, Ингрид, лихо орудующую веслом в стремнине потока, увидел залитую таинственным светом пещеру с прудом посередине и очнулся.
– Боюсь, но не очень.
Василика тихо рассмеялась. Заглянула мне в глаза. Не знаю, что ей там удалось обнаружить, но теперь она сама нашла мои губы, и мгновение продолжилось, сменяясь ощутимым головокружением. Откуда-то пришло понимание того, что так теперь может быть всегда, если я того пожелаю. И что это вовсе никакая не игра, всё это серьёзно, очень, серьёзнее и быть не может.
– Хочу тебя спросить, – сказал я.
– Спроси.
– Ты согласна?
– Согласна. – Она прищурилась. – А на что?
– Ты поедешь со мной?
– Если пригласишь.
– Приглашаю.
– Поеду.
– Правда?
– Правда.
– А отец?
– Он уже всё понял.
– Что?..
– Что поеду. Что согласна.
– Но…
– Говорю же, не бойся. Уитни с её талисманами и амулетами тут не при чём. Я же тоже кое-что умею и кое-что вижу.
– Так ты меня околдовала? А я-то думал… – Я поцеловал её улыбающийся рот и рассмеялся. – Это нечестно!
– Надо ещё будет разобраться, кто кого околдовал. – Василика взяла меня за руку, и мы пошли дальше. – Одно могу сказать наверняка: старуха не виновата. Я чувствовала всё время, как она нас изучает, но пробиться ей так и не удалось.
– Куда пробиться?
– Неважно. Думаю, у нас ещё будет повод ей заняться. Она явно непростая и что-то знает, о чём не стала говорить. Но она не опасна. Во всяком случае, мне так кажется.
Пробежавшая мимо ватага ребятни подняла нас на смех. Прохожие понимающе улыбались, кто-то даже кивал. Вероятно, мы сейчас лучились всякими заразными флюидами вроде радости и счастья. За Василику говорить не буду, но сам не помню, чтобы когда-нибудь чувствовал себя настолько легко и приподнято. Как будто камень с плеч свалился. Только что был преодолён невидимый рубеж, за которым ни я, ни мир вокруг уже не будем прежними. Да здравствует Рару, Ибини и Кроули! Дожидавшийся нас перед повозкой Лукас и тот всё сразу сообразил без слов и неопределённо почесал затылок:
– Домой или как?
Девушка посмотрела на меня, словно хотела лишний раз убедиться в том, что произошедшее между нами – реальность, не сон. Вот бы мне кто объяснил! Я ответил ей, как мог, подбадривающей – её или себя? – улыбкой. Она повернулась к Лукасу:
– Или как.
Лукас шутливо выругался.
– Что я теперь Бьярки скажу? Он меня на порог не пустит. Придётся мне ему с лодкой новой помогать, чтобы не навражить окончательно. Да, кстати, – спохватился он. – Я тут вам попутчиков присмотрел. Едут в Окибар прямиком. Завтра к вечеру, глядишь, будете на месте. Отправляются через полчаса от Большой башни. Садитесь, подвезу. Глядишь, может, по дороге кого уговорю остаться.
И действительно, отныне он молол языком без умолку, но в итоге явно перестарался, так что даже если у Василики на тот момент и были хоть какие-то сомнения в правильности своего решения, когда впереди вырос покосившийся каменный столб Большой башни, последние из них рассеялись. Что касается меня, то болтовня нашего извозчика помешала мне сосредоточиться, а потому всю тяжесть взваленных на себя обязательств я ощутил лишь много позже…
Я уже знал, что Большая башня называется так не в силу своей высоты, которая у неё, надо сказать, вполне средняя. Просто раньше поблизости от неё стояла вторая башня, возможно, недостроенная и отличавшаяся совершенно несерьёзными размерами. Малую башню пришлось снести, так как она загораживала проезд, а Большую оставили вместе с потерявшим смысл названием. Теперь в первом её этаже располагался уютный трактир, а перед окнами – площадка, отведённая специально для стоянки повозок и подвод. Пользуясь случаем, хочу пояснить, что да, действительно, у нас на острове до сих пор в почёте гужевой транспорт. Про автомобили мы, разумеется, знаем, однако в силу неудобства и по причине причиняемого ими вреда не пользуемся. Кстати, это одна из чуть ли не самых важных наших достопримечательностей для людей с континента. Когда мы следуем по обычному маршруту, я всегда предлагаю им сделать небольшой крюк между Доффайсом и Годмером с тем, чтобы посетить ферму семейства Хакола, как видно по их фамилии, выходцев из Финляндии, на поле которых вот уж который год стоит единственная во всей Фрисландии машина – двухдверный Проше 914, купленный импульсивным старшим сыном на исторической родине и доставленный по морю ради того, чтобы проехать несколько миль по нашим дорогам и безславно заглохнуть в ожидании ремонта и бензина. Став посмешищем всей округи, горе-автомобилист навсегда дезертировал в Финляндию, а бедная железяка осталась гнить под открытым небом и напоминать своим ветшающим с каждой весной видом о недолговечности даров искусственной цивилизации.