Тандри стала искренне умиляться услышанному, а я заметил, что мы наконец тронулись и сразу довольно прытко покатили по улицам, выложенным брусчаткой, мимо остатков крепостной стены, мимо лавок безпризорных ремесленников, которым было накладно становиться в рыночные ряды, мимо острокрыших домов и низеньких палисадов. В детстве я мог ездить только лицом к движению, потому что иначе меня начинало сильно укачивать на мягких рессорах, однако опыт, полученный благодаря частым путешествиям с туристами, научил меня забывать о прежнем недуге, так что теперь я мог спокойно позволить себе ехать спиной вперёд. Разговор сам собой затих, и мы некоторое время молча смотрели по сторонам, поскольку вид за окнами для всех нас был, можно сказать, в диковинку. Бурчала о чём-то только соседка сзади.
– Вон, гляди! – Василика тронула меня за руку. – Это они?
Я попытался понять, на что она указывает, и мне показалось, будто я и вправду вижу сгорбленную фигурку чёрной старухи, скрывающуюся в высокой арке внутренних городских ворот. Следом за ней шли двое похожих друг на друга крепышей в меховых шапках и одинаковых кафтанах. Торговый день ещё не кончился, шли они налегке, из чего я сделал вывод о том, что кто-то остался охранять их прилавки. При всей своей строгости фолькерул отнюдь не гарантировал защиты от воришек.
– Да, точно Уитни, – согласился я. – И близнецы при ней.
– О ком это вы? – живо заинтересовалась Тандри. С возрастом она разучилась подавлять своё любопытство, от которого, как мне казалось, я успел её отучить. – Как вы сказали? Уитни? Уж не та ли Уитни…
– Вы её тоже знаете? – удивилась Василика.
– Смотря какую? – вмешался Гордиан, останавливая жену точно так же, как совсем недавно я останавливал мою любовь, когда она чуть не проговорилась на рынке про нашу главную находку. – Вот у нас в Окибаре, к примеру, живёт одна Уитни, так она недавно захотела, чтобы ей интернет домой провели. Тётушке уже лет прилично, а она молодец, от жизни не отстаёт.
Было очевидно, что он умышленно уводит разговор в сторону. Тандри это тоже заметила и прикусила язык. Я им подыграл, а сам посмотрел на Василику и, когда перехватил её слегка растерянный взгляд, кивнул. Она, кажется, поняла, во всяком случае, продолжать расспросы не стала. Я же, слегка понизив голос, начал рассказывать легенду, которую мы с ней узнали про пещеру и про Переходные Врата. Ребята слушали внимательно, не перебивали, а когда я закончил, Тандри наморщила лоб и призналась, что никогда ничего подобного ей слышать не приходилось. Гордиан как человек сугубо технический, обдумал эту историю и заявил, что не понял одного: откуда пришёл этот Сварт с женой.
– Из земных недр что ли?
– Из другого мира, – поправила Тандри.
– Это где такой? Мне вообще-то казалось, что все уголки земного шара уже изучены, так что если прокопать отсюда шахту вниз, потом вбок, а потом вверх, то можно оказаться в лучшем случае в Скандинавии или в Канаде.
– Горди, ну почему ты у меня такой… умный? – рассмеялась сестра, призывая нас в свидетели, на что мы дружно откликнулись улыбками. – Это же легенда!
– У каждой легенды есть основа. Когда те же христиане изобретали свою сказку про Иисуса, они её вообще-то не изобретали, а брали из предыдущих религий, основанных на движении Солнца по небу. Поэтому про героев, рождённых от непорочного зачатия 25 декабря, погибших на кресте и восставших через три дня так много схожих историй по всему миру, от викингов до Индии и дальше. – Заметив удивление на наших лицах, он пояснил: – Когда я жил в Штатах, меня интересовал этот вопрос, так что я кое-что почитал и до сих пор помню.
– Каждый день узнаю о тебе что-то новенькое! – подняла брови Тандри. Было непонятно, чего в её восклицании больше: восхищения или лёгкого раздражения.
– Кто такой Иисус? – спросила Василика.
Все разом замолчали. Вопрос прозвучал вполне естественно, чтобы заподозрить в нём розыгрыш. Похоже, она и в самом деле не знала. Для Гордиана это, несомненно, было позором, для Тандри – пикантной неожиданностью, ну а для меня – поводом, не откладывая, взяться за дело вольных каменщиков по заделыванию культурных брешей.