Когда Феофан увидел карту Мстислава, он резко побледнел, как то осунулся, и глядя прямо в глаза образу своего Бога тихо произнёс:
- Господь мой, поведай мне несчастному, чем же мои соплеменники смогли настолько тебя прогневить, что наше Гостеприимное море, по водам которого наши предки тысячелетиями водили свои корабли, теперь навсегда станет называться Русским?
Не услышав ответа, подавленный старик сгорбившись, тихо побрел прочь, а по его морщинистому лицу текли скупые старческие слезы.
У Мстислава защемило сердце, когда он увидел реакцию Феофана, он предложил всем присутствующим торжественно проводить молодых, и на выходе из храма начать безудержное веселье, благо поводов для него было более чем предостаточно.
Когда молодожены покинув церковь вышли на Агору, веселая толпа ликующих жителей пила вино и пела песни в их честь, выкрикивала им добрые пожелания, хлопала в ладоши и осыпала их жменями зерна. Перед тавернами были расставлены накрытые столы и лавки, а на вертелах перед тавернами жарили бычков, кабанчиков и барашков.
Прямо на улицу выносили кувшины, бурдюки и выкатывали бочки с вином, которое тут же разливали, а женщины разносили на подносах изысканные угощения. Гридни салютовали молодым мечами, моряки дули в рожки, а музыканты в порту и на Агоре громко играли торжественную музыку.
В порту Бранимира с Ладой ждала украшенная цветами и лентами ладья в Корчев, а Любислава с Софронией и Леонидиком, украшенный свейский драккар. Они на пристани под приветственные крики толпы очень тепло обменялись друг с другом поздравлениями, и взойдя на борт кораблей, отплыли в Корчев и Свейскую Слободу.
Чуть позже туда должны были приехать Анастасия с Мстиславом, и привезти с собой повозку приданного Софронии. На борту драккара Любислав взял у кормилицы Леонида себе на руки, и они с Софронией всю дорогу до Слободы любовались своим маленьким сынишкой.
Во время пути они поклялись друг другу, что Любислав никогда не буду распутничать в стенах Свейской Слободы, а Софрония не будет совать свой нос в дела флота.
Слобода их встретила нарядным видом, теплыми очень радушными поздравлениями, незамысловатыми но трогательными подарками, песнями, музыкой и щедро накрытыми столами. Молодых перед началом пиршества пригласили на капище, и они вежливо не стали отказываться.
Свеи начали вокруг нас водить веселые хороводы. Эрик зарезал бычка, женщины смешали его кровь с молоком и мёдом, дали им пригубить, а остатками полили своих истуканов. Когда часовой на башне увидел на дороге кавалькаду Князя с повозкой, молодожен вернулись в Терем, и стали поджидать дорогих гостей в украшенной трапезной.
Мстислав, Анастасия, Лют и дюжина гридней тремя тостами поздравили их со свадьбой, передали сундуки и тюки с приданным Софронии, а также подарили просто великолепных пятилетних жеребца и кобылку из Андалусы. Кочевники, у которых Слобода покупает скот, тоже подарили пару лошадей. Сарацины преподнесли им в дар Бухарский ковер золотого шитья и легкую булатную саблю из Индии, которая сразу так понравилась Софронии, что она в неё вцепилась мертвой хваткой.
Затем все кроме Люта, распрощавшись уехали в Тмутаракань, а свеи продолжили развеселую языческую пьянку с песнями и плясками. Лют на удивление гармонично влился в компанию северян, пил медовуху, пел песни и лихо отплясывал.
Дородные северянки в скором времени взяли русского богатыря в оборот, и весьма откровенно с ним флиртовали. Когда стемнело, Любислав с Софронией отправился в натопленную баню, а затем они поднялись в свою опочивальню, предоставив общину северян и Люта самим себе.
Уже наверху Софрония поведала своему новоявленному супругу подробную историю своих злоключений, и участия Люта в деле спасения их сына. Услышав её рассказ он искренне проникся глубоким сочувствием к жене и благодарностью к угрюмому здоровяку, не зная как его теперь с Княгиней достойно отблагодарить за помощь.
Меньше всего он ожидал, что в первую брачную ночь его разбудят крики муэдзина, собиравшего сарацин на утреннюю молитву. Отличный способ проснуться, ничуть не хуже "счастливого" петуха кока "Посейдона". Потом сарацины молились, и было уже не уснуть.
Натянув порты и закутавшись в халат, он выйдя на террасу терема, смотрел за оживлением в слободе, на постоялом дворе и окрестностях. Два драккара собирались в дельту Кубани на лов рыбы, пастухи гнали молочное стадо к воротам на утреннюю дойку, а из пекарни выносили мешки с горячим хлебом.
Первое ведро молока утреннего надоя и первые горячие караваи, по недавно сложившейся традиции относили дежурившим на мосту гридням, которые по очереди спали и питались на постоялом дворе. Пахло сырым мясом, хлебом, молоком, свежим пивом и кизячным дымом.