И это – часть причины, почему я возненавидел то, чем стали жители Кенд-Амрида.
В конечном итоге, наверное, это должно было разрешиться в состязании умов и мечей. Но вы должны знать, что мой мозг вступил в поединок раньше руки, державшей меч.
И если Марс – место, более предпочтительное для меня, чем Земля, то вы должны понять, почему. Причина в следующем: обстоятельства добрее к Марсу, чем к Земле. На этой планете мало болезней, а население достаточно невелико, чтобы позволить каждому человеку стать самим собой.
Итак, человек с неподвижным лицом открыл дверь и посторонился, дав возможность нам пройти.
Я удивился, увидев еще одного обитателя маленькой камеры, снабженной четырьмя нарами. Он не походил на Одиннадцать, но в его глазах было что-то затравленное, заставившее меня вспомнить о враче, встреченном нами.
– Он не хорош для других, – сказал наш провожатый. – Но это единственное место для вас. Не говорить с ним.
Мы ничего не сказали, войдя в камеру и наблюдая, как за нами закрыли дверь. Мы услышали как упал засов и поняли, что заточены. Нас утешал только тот факт, что оружие осталось при нас.
– Кто вы? – спросил нас человек, сидевший в камере, как только затихли шаги тюремщика. – Почему Шестой заточил вас и позволил сохранить при себе мечи?
– Так его зовут Шестой? – улыбнулся я. – Нас так и не представили.
– Ты смеешься над этим? – он показал на дверь. – Неужели ты не понимаешь, над чем ты смеешься?
– Конечно, – став серьезным, ответил я. – Но мне кажется, если против этого потребуется предпринять какие-то действия, – я кивнул в указанном им направлении, – то мы должны не терять головы и не становиться такими же сумасшедшими, как и те, с кем мы намерены бороться.
Он посмотрел мне в лицо ищущим взглядом, а затем опустил глаза к полу и кивнул.
– Наверное, ты прав, – признался он. – Наверное, именно в этом-то я, в конечном счете, и оказался не прав.
Я представился сам и представил своего друга:
– Я – Майкл Кэйн, принц Варналя, лежащего на юге, а это Хул Хаджи, принц Мендишара на далеком севере.
– Странные друзья, – сказал он, поднимая взгляд. – Я думал, что народ юга и Синие Гиганты – потомственные враги.
– Теперь дела обстоят совсем не так плохо, – возразил я. – Но кто ты и почему ты здесь?
– Я – Первый, – ответил он. – И здесь я, если угодно, именно из-за этого.
– Ты хочешь сказать, что ты – отсутствующий член Совета, правящего Кенд-Амридом?
– Именно так. Более того – именно я сформировал этот Совет. Вы видели, где он заседает?
– Да, в экстравагантном месте.
– Я положил скелет в центр стола. Ему было предназначено служить постоянным напоминанием о том, с чем мы боремся. С этой ужасной чумой, все еще опустошающей город.
– Но в чем причина эпидемии? Я не слышал ни о каких смертельных болезнях на Марсе.
– Причиной ее являемся мы, косвенно. Мы нашли неподалеку от окраины города древнюю канистру. Она оказалась настолько старой, что явно была создана шивами или якша. Нам потребовалось много месяцев, прежде чем мы сумели ее открыть.
– И что же оказалось внутри? – полюбопытствовал Хул Хаджи.
– Ничего, как мы и думали.
– Просто воздух? – недоверчиво переспросил Хул Хаджи.
– Не просто воздух – чума. Она все время находилась там. И по своей глупости мы выпустили ее.
Теперь Хул Хаджи кивнул.
– Да, я помню отрывок истории, – подтвердил он, – что-то о том, как в своей самостоятельной войне шивы и якша применяли болезни, которые им как-то удавалось поймать в ловушку и выпускать на своих врагов. Именно это вы, должно быть, и нашли.
– Мы поняли это, но какой ценой! – человек, назвавшийся Первым, подошел и сел на нары, обхватив руками голову.
– Но что же случилось потом?
– Я был членом совета, правившего в Кенд-Амриде. Я решил, что для сдерживания чумы нам нужна логичная система управления. Я решил – и, поверьте мне, я пришел к этому решению, не испытывая удовольствия – что пока чума не будет уничтожена напрочь, мы должны расценивать каждого человека просто как машину, иначе чума распространится повсюду. Если чума распространится не очень сильно действует на личность – а ее воздействие, знаете ли, варьируется – то его можно считать потенциально функционирующим механизмом. Если чума сильно воздействует на него, то его следует рассматривать как бесполезный механизм и, следовательно, уничтожить, а полезные части хранить в банке органов, если они могут потребоваться функционирующему или потенциально функционирующему организму.
– Но такая концепция предполагает, что у вас имеется намного более сложная форма хирургии, чем указывает ваше общество, – заметил я.
– У нас есть оборудование шивов. Руку, кисть, любой важный для жизни орган можно вставить или подсоединить туда, где ему следует находиться в человеческом теле, а потом включается машина шивов. Из машины вытекает какая-то сила и соединяет части тела, – человек говорил с удивлением, словно мне следовало бы это знать.
– Я слыхал о такой машине, – вмешался Хул Хаджи. – Но я понятия не имел, что одна такая находится в Кенд-Амриде.
– Мы, как это ни печально, держали это в секрете от других народов, – пояснил заключенный. – Мы вообще довольно скрытный народ.
– Я это знаю, – согласился Хул Хаджи. – Но я не представлял, до какой степени вы заботились о своих секретах.
– Наверное, если бы не были такими скрытными, то не оказались бы сегодня в таком положении.
– Трудно сказать, – возразил я ему. – Но почему вы теперь в тюрьме?
– Потому что я увидел, что мои выводы произвели нечто, столь же опасное, как и чума, – ответил он. – Я попытался повернуть вспять с курса, по которому пустился в путь, попытался вывернуть обратно к старому положению вещей. Но прозрение наступило слишком поздно.
Я посочувствовал ему.
– Но они не убили тебя. Почему?
– Я полагаю, из-за моего мозга. Они на свой странный манер уважают ум, или по крайней мере то, что они считают умом. Но я думаю, что так будет продолжаться не очень долго.
Я испытывал ненависть и в то же время сочувствие к этому человеку трагически сложившейся судьбы, сидевшему передо мною на нарах. Но сочувствие одержало верх, хотя про себя я обругал его дураком. Подобно другим до него на Земле и на Марсе, он стал жертвой созданного им монстра.
– А разве вам не приходило в голову, – сказал я, – что если древние – шивы или якша – могли изобрести эту чумную канистру, то у них, возможно, имелось также и другое изобретение, способное исцелить от чумы?
– Естественно, приходило, – ответил, обиженно подняв голову, Первый.
– Но существует ли оно еще? И если да, то где оно? Как вступить в контакт с шивами?
– Никто не знает, – сказал Хул Хаджи. – Они приходят и уходят.
– Наверняка должно быть возможным, – произнес я, быстро взглянув на Хул Хаджи, гадая, пришла ли ему в голову та же мысль, – обнаружить это устройство, если оно все еще существует.
Хул Хаджи поднял загоревшиеся глаза.
– Ты думаешь о месте, куда мы первоначально отправлялись, не так ли?
– Так, – подтвердил я.
– Конечно. Исцели чуму, и тогда исцелишь безумие!
– Именно.
Первый недоуменно глядел на нас, явно не понимая, о чем мы говорим. Я подумал, что на данном этапе будет целесообразным не рассказывать ему о сокровищнице машин, лежавших спрятанными в подземельях якша. В самом деле, ранее мы с Хул Хаджи по взаимному желанию согласились, что это место следует хранить в тайне, и что рассказывать, где оно расположено нужно только минимальному количеству доверенных людей. В этом мы разделяли явное беспокойство шивов, чувствуя, что обнародование всех таких знаний сразу являлось слишком опасным. Если шивы проявляли интерес к человечеству, то я считал верным то, что они, очевидно, ждали, пока общество на Марсе достигнет основательной зрелости, прежде чем предоставлять им блага предыдущего общества, уничтожившего само себя.