— Скажите, а для каких целей вам нужна машина и по какой дороге вы будете ездить? — уточнил вежливый продавец.
Я сразу вспомнил кашу, в которую осенью превращалась проселочная дорога, ведущая от города к усадьбе. Как только мы с Митей не изгалялись, чтобы проехать по ней: камнями посыпали, досками обкладывали, ветками забрасывали, однако жирная глинистая почва превращалась во вязкую жижу, в которой увязали все, кто осмеливался посетить наш пригород.
— Дорога временами плохая, будем возить грузы на прицепе, — ответил я.
— Та-ак, дайте-ка подумать, — мужчина окинул взглядом автомобили и поманил нас за собой.
Мы подошли к небольшому красному пикапу.
— Могу предложить эту модель. Проходимая. Есть небольшой кузов для перевозки грузов.
Я обошел машину кругом, заглянул в кабину и открыл капот.
— Цена?
— На нее сейчас действует скидка, поэтому вам обойдется всего в двадцать семь тысяч.
Меня порадовало то, что цена значительно ниже, чем у понравившегося внедорожника, но эта машина выглядела совсем уж простенько, к тому же не было задних сидений. Однако сейчас не то время, чтобы привередничать, поэтому я, перекинувшись с дедом парой слов, ответил:
— Мы берем.
— Отлично! Пройдемте к кассе.
Пока я расплачивался, заполнял необходимые документы и ставил подписи, дед в нетерпении прохаживался у двери в салон и посматривал на улицу. Я знал, о чем он думал. О встрече с предавшим другом Савелием.
После того как все было готово, я сел за руль новенького пикапа, а дед — в машину Ильи.
До этого мы с ним договорились о том, что он поедет вперед и покажет мне путь до дома Савелия, который жил в центре столицы.
Вскоре дед остановился у красивого старинного здания на берегу реки Мойки. Я припарковался за ним и вышел из машины. Дед же не торопился выходить и сидел, вцепившись в руль.
— Все хорошо? — спросил я, наклонившись к приоткрытому окну.
— Да, просто что-то сердце защемило, — пожаловался он и приложил руку к груди.
— Может, в госпиталь поедем? — встревожился я.
— Нет-нет, это все от нервов. Уже легче. Сейчас пойдем, — он повернулся и указал на дверь дома. — Вот здесь он живет. На втором этаже. Я пару раз был в Петербурге и хотел с ним встретиться, но его постоянно дома не было. Однако на письма всегда быстро отвечал. Как думаешь, почему он так сделал? Может, это месть? Вдруг Савелий обиделся на что-то, а я даже не в курсе на что?
Дед развел руками и снова задумчиво посмотрел перед собой.
— Зачем гадать? Пойдем и спросим.
Я открыл его дверь и отошел в сторону. Дед тяжело вздохнул, вышел из машины и неспешно направился к парадной. Внутри, как и во всех старинных домах, было очень красиво: резные перила, фрески на стенах, лепнина на потолке.
Мы поднялись на второй этаж и подошли к квартире, находящейся справа от лестницы.
— Позвони, — кивнул дед на красный дверной звонок, поджал губы и сжал кулаки.
Видимо, готовился к непростому разговору.
Я нажал на кнопку, и из квартиры донесся мелодичный звук. Мы прислушались, но вскоре звонок прекратил играть, и наступила тишина. Я нажал еще два раза, но дверь так никто и не открыл.
— Опять его нет дома. Может, переехал куда-нибудь? — дед озадаченно посмотрел на меня. — Давай в справочную службу обратимся. Вдруг им что-нибудь известно?
— Погоди, а он что, один жил? А где его жена? Ты же говорил, что был на его свадьбе.
— Марина умерла много лет назад, а детей у них не было.
На всякий случай я еще раз позвонил, а затем сильно постучал. В это время из-за соседней двери послышался щелчок и выглянула старушенция в белом кружевном чепце.
— Господа, неужели вам непонятно, что никто не откроет, потому что квартира пустует уже несколько лет.
— Пустует? Почему? Куда делся Савелий Иванович? — удивиля дед.
— Как куда? Туда же, куда и все мы денемся — на кладбище. Помер Савелий, — прискорбным голосом сообщила старуха.
— Помер, — упавшим голосом, словно эхо, повторил дед.
— Уже четвертый год, как его нет. Уж не знаю, остались у него наследники или нет, но в квартиру так никто и не приходил.
Я поблагодарил ее за информацию, взял деда под руку и повел к лестнице. Когда вышли на свежий воздух, дед подставил лицо солнцу, глубоко вздохнул и посмотрел на меня глазами, в которых стояли слезы: