«Встретимся в Нювалребене. Будь там к началу зимы» – сказал Пастырю Логат.
Полина проснулась от осторожного касания. Она приподняла голову и увидела склонившегося над ней Ильмари.
– Вставай, нам пора в дорогу.
Полина выползла из-под балахона Пастыря, жмуря сонные глаза.
– Мне всю ночь в тело впивались ветки да камни. Я как принцесса на горошине, – буркнула она.
– Какая принцесса?
– Ты же не знаешь этих сказок, – сморщилась Полина, хватаясь за затёкшую поясницу. – Был такой писатель в Дании, он сочинил сказку о принцессе, которая не могла уснуть на нескольких перинах, положенных друг на друга, потому что под ними была горошина и мешала ей.
Ильмари недоверчиво покосился на девушку.
– Зачем класть под перины горошину?
– Ну, Ильмари, это ведь сказка. Вроде как переносный смысл. Настоящая принцесса должна быть такой нежной, что даже через толстый слой мягких перин она чувствует совсем малюсенькую горошинку.
– Настоящая женщина должна быть выносливой и сильной. И не бояться всяких там горошин, – хмуро заявил мужчина, встряхивая плащ от сухих листьев, нацепившихся на него. – Иначе туго ей придётся. Тоже мне. Сказка.
– А какие тебе в детстве сказки рассказывали?
– Да разные. Про дивов всяких, про хозяина леса и реки. Все они учили тому, что надо быть храбрым и осторожным, защищать свою деревню. Не ждать ничего хорошего от нелюдей и всегда быть готовым помочь в беде. Хорошие, полезные сказки. Без всяких горошин, – насмешливо хмыкнул Ильмари.
– Сказки всякими могут быть. Это ж для детей.
– А что, детей жизни учить не надо что ли? – взмахнул руками Ильмари. – Как раз им-то и надо про трудности жизненные рассказывать, которые ждут их впереди.
– Какой ты занудный.
– Долго вы там будете ещё? – раздражённо окликнул беседующих Пастырь, выходя на место стоянки.
Наскоро позавтракав, путники снова отправились вверх по реке. Утро было прохладным и озноб пробирался по коже Полины, грустно смотревшей, как вёсла образуют маленькие водовороты на воде. Они кружились в водяном танце и медленно исчезали, ввинчиваясь в холодную воду. В воздухе явственно ощущалось приближение осени. Пахло уходящим летом и яркой листвой, осыпающейся с деревьев. Первые птицы уже отправлялись на юг, выстраиваясь клиньями в низком, хмуром небе.
Поочередно сменяя друг друга на вёслах, путники добрались до излучины Туи, резко делавшей поворот к южным землям, оставляя позади полосу Зелёного леса, хребет которого темнел вдоль линии горизонта.
Когда небо за спинами уже расцвечивалось багровыми закатными тонами, путники шагали от реки к лесу. Широкий левый берег реки порос редким подлеском, который постепенно сгущался и юные стройные деревца уступали место высоким старожилам.
– Эти леса служат естественной границей. Они отделяют подвластные Волхготу земли от всё ещё свободных территорий. Мы на самом их краю. В чаще надо быть начеку, не разбредайтесь. Идти будем друг за другом. Я впереди, Ильмари замыкает, давал наставления Пастырь. – Лишний раз рот не раскрывать, смотреть под ноги и по сторонам. Руками ничего не трогать.
Мужчина оправил своё снаряжение, скрытое балахоном и оглядел своих спутников.
– Людей там нет. – Он сделал паузу. – Но лес не пустой. Незваным гостям могут быть не рады.
Ильмари нервно хмыкнул, оглядываясь кругом.
Они подошли к порогу лесной чащи от которой веяло непреходящей сыростью. Кругом плотной завесой густела тишина.
– А кто, – Полина прочистила горло, – живёт в этом лесу? Звери?
Пастырь пристально посмотрел на девушку.
– Они тоже, – он постарался, чтоб его голос звучал как можно более дружелюбно. – И не только. Нечисти нет, – поспешил успокоить явно напрягшихся спутников. – Я думаю, Ильмари знает по сказаниям своего народа о лесных духах и им подобных.
– Да. Шаманы рассказывали. Словене их называли лешими, – пояснил ижорец Полине.
– Лешими? – уточнила она недоверчиво.
– Дух леса, его хранитель.
– Надо бы жертву принести ему. Шаманы всегда так делали, – не громко сказал Ильмари.
– Разве что для самоуспокоения, – ухмыльнулся Пастырь. Ему жертвы ваши всё равно что от Кракё пряниками медовыми откупаться – даже не взглянет. Духу леса нужны от вас лишь учтивость и добрые помыслы. Мысли, кстати, свои тоже при себе держите.
– Он что же, мысли читает умеет? – пробормотала Полина.
– Чует настроение, которое ты кругом себя создаёшь. Так что, будь добра, думай что-нибудь вежливое.
Лес впустил в свои владения троих людей и плотно затворил за ними невидимые двери. С внешней стороны леса крона деревьев уже окрашивалась в пёстрые осенние цвета. Но внутрь чащи осень ещё не пробралась, оставляя не тронутой тёмную густую зелень. Шелест ветра, журчание реки, птичий щебет, наполнявшие воздух снаружи в раз утихли и путников окружила густая тишина. Она нависала над ними, струилась между деревьев, огибая валежник и упавшие деревья, с вырванными вместе с огромными земляными пластами корнями. Кругом стоял вековой запах сырости, грибов и палой листвы, гнившей на земле, куда не доходил свет из внешнего мира. Лес окутывал умиротворяющим и одновременно тревожным безмолвием. Он словно вглядывался в души людей, которых не приглашал к себе, настороженно присматривался к ним, оценивал.