Люди, которые звонили по телефону, были похожи на доисторических животных, которые выползали из этих гигантских яиц и, посмотревши на неуютный и неприятный мир, снова лезли обратно. Они втискивались под овальное пластмассовое прикрытие яйца, крича "алле! алле!", будто пытались докричаться до первородной причины, вытолкнувшей их в неприветливый мир.
Я дождался своей очереди, опустил монетки, набрал междугородный код и сразу же соединился с женой.
- Как жизнь, покоритель заморских территорий? - спросила она весело, зло.
- С утра до вечера страдаю из-за того, что ты грустишь обо мне, ответил я, стараясь поддержать наш обычный шуточно-пикировочный тон.
- Давай разделим наши занятия, - предложила она деловито, - я буду страдать, а ты пока что обустраивай наши дела, если тебя они еще волнуют...
- Хорошо, - послушно согласился я. - К тебе никто не заходил из моих бывших коллег?
- Нет, - удивилась она. - А зачем?
- Так. Ни за чем. Если зайдут, скажи, что я действительно нашел здесь синекуру, только она какая-то странная... Катаюсь, как сыр в масле...
Жена помолчала минуту, полагая, что это какой-то шифр, направленный на ущемление ее интересов, и нерешительно сказала:
- Хорошо, передам. А мне ты ничего не хочешь передать?
- А что тебе, Леночка, передавать? - сказал я. - Тут жизнь замечательная, но, по-моему, пока что не для тебя.
- А что?
- Да... как тебе сказать? Жилья пока нет. Развлечений не существует. В магазинах - "пустыня Калахари". Видимо, придется повременить с обустройством нашего быта.
- Ладно, ладно! Не жалуйся, - сказала Лена бодрячески.
- Ты наверное, стараешься не как следует?
- Я стараюсь как следует, - возразил я, - только результатов пока не видать.
- Больно скоро хочешь...
- Запиши номера моих служебных телефонов.
- А домашний? Я хочу звонить тебе домой.
- Домашнего у меня пока нет. Лена даже замолчала.
- У прокурора нет домашнего телефона?
- Нет. Пока нет.
- Ну и дела, - вздохнула она. - А если ты срочно понадобишься?
- Наверное, пришлют посыльного.
- Хорошо, видимо, ты там живешь, - усмехнулась Лена.
- Ладно, жду от тебя вестей.
- При первой же возможности позвоню, - пообещал я. - Целую. Пока. - И положил трубку.
Кто-то, нетерпеливо ждавший своей очереди, втиснулся в яйцо, оттолкнув меня от кабинки.
Я пошел к выходу, раздумывая о своей единственной и неразлучной на всю жизнь подруге. Не было случая, чтобы после нашего разговора по телефону я почувствовал бы себя счастливее или хотя бы бодрее.
Я уселся в "Ниву" и тихонько отъехал от морвокзала. Надо было где-то поужинать. Дома ничего нет да и быть не может.
Я вспомнил теплую, гнилостную сырость выключенного навсегда холодильника и решил ехать в ресторан.
В этот момент я увидел идущую по тротуару Анну Мурадову. Я узнал ее сразу, хотя разделяло нас метров пятьдесят.
Шла женщина, не спеша и мило размахивая сумкой на длинном ремне. На ней был традиционный туркменский наряд - платье "куйнек". Этакое среднеазиатское "макси". Но во всем ее облике было какое-то удивительное плавно-ленивое изящество.
Я выключил скорость, и машина бесшумно догнала ее. Я тормознул, высунувшись в окно:
- Не нужно прокатить?
Она подняла голову, всмотрелась в меня и засмеялась:
- О-о-о! Вы что, по вечерам подрабатываете как таксист?
- Да, среди интересующих меня женщин.
- Нет смысла занимать вашу машину, - сказала она с усмешкой. - Тут ходьбы до дома пять минут.
- А вы что, с работы? - спросил я. Она кивнула.
- Идемте куда-нибудь вместе поужинаем. Я с утра во рту не имел еще той самой пресловутой маковой росинки. Где у вас можно поесть?
Она пожала плечами:
- Если честно сказать, то я просто боюсь наших душегубов с поварешками. Но если невтерпеж, можно пойти в ресторан на морвокзале. Это надо объехать вокруг здания.
- Садитесь, - распахнул я дверь.
Она уселась в машину, и я на крутом форсаже, как гонщик, описал дугу вокруг двухэтажного морвокзала.
Около плохо освещенных дверей с вывеской "Ресторан" мы заперли машину и, распахнув двери, оказались в здании.
- Прекрасно...
В полупустом зале какие-то подвыпившие люди громко разговаривали, а магнитофон вполголоса хрипел что-то хардроковое.
Мы уселись за свободный стол, посмотрели друг на друга. Глаза у нее сейчас были светло-синие. Это было видно, несмотря на густой полумрак ресторанного интима. Она повесила сумочку на спинку стула и спросила меня:
- А почему с вами не приехала жена? Я развел руками:
- Проблема бытовой неустроенности. Она покачала головой и одновременно просто и как-то очень настойчиво поинтересовалась:
- У вас хорошая жена?
- Да! - воскликнул я готовно. - Нас объединяет общее чувство любви к ней. Она засмеялась.
- Вы что, жалуетесь на жену мне? Я не успел ответить, поскольку появился опухший толстый официант и спросил:
- Что будете есть?
- А вы нам дайте меню, - попросил я.
- А зачем? У нас все равно есть только шашлык "Дружба".
- Очень увлекательно. Тогда чего же вы спрашиваете, что мы будем есть?
- Так полагается. Шашлык "Дружбу" будете?
- Будем, - обреченно согласился я. - Дайте нам четыре шашлыка "Дружба". Кстати, а почему "Дружба"?
Официант развел короткопалые ручки и показал на пальцах:
- Два кусочка свинины, два кусочка баранины, два кусочка говядины дружба.
- Коньяка и минеральной воды! - крикнул я ему вслед.
Я положил на стол сигареты. В спичечном коробке осталась одна спичка, я чиркнул - вялое пламя лизнуло белую тонкую деревяшечку и синим столбиком поднялось вверх, сигарета разгорелась. Я с наслаждением глубоко затянулся, судорожно вздохнул. Она смотрела на меня сочувствующе, спросила негромко:
- Ну, как впечатления на новом месте?
- Трудно сказать... Сегодня ходил к начальству представляться.
- И как прошло?
- Да трудный дядя здешний ваш Первый... Анна вздохнула.