- Нашли?
- Искали. Но безрезультатно. Информация пошла не через нас, а по старому каналу - через территориальную милицию и прокуратуру области. Нас только сейчас подключили. И то - областное управление настояло! Генерал Эминов!
- Безобразие...
- Это не все! Они сразу поехали на метеостанцию и все изъяли. "Макаров" с запасной обоймой. С патронами. Все - в управлении внутренних дел области. Довиденко дал им свое благословение.
- Все это делается в обход нашей прокуратуры, - сказал я. - Я буду сейчас говорить с прокурором области.
- Довиденко можете не застать" - заметил Агаев. - Он собирается в обком. Там Кудреватых. Приехал из Москвы...
В отличие от моих сотрудников, этот всегда все знал.
Я спустился во двор.
Человека, проколовшего колеса на ночевавшей под моими окнами прокурорской "Ниве", Буракову найти, конечно, оказалось не под силу. Хотя это и было легче, чем разыскать убийцу рыбинспектора Пухова. Об этом поведал мне на чистейшем русском языке шофер-милиционер Рустам, спортивного вида туркменский парнишка, не знавший ни слова по-туркменски. Он успел устранить оба повреждения и коротал время перед дежурной частью.
- Спасибо, Рустам, - поблагодарил я.
Сверху упало несколько капель - я поднял голову. Над балюстрадой, сквозь расползавшиеся по балконам нераспустившиеся пока лозы винограда, показалось погруженное в мир собственных ощущений прекрасное лицо Гезель. Она занималась единственным достойным в ее состоянии занятием для беременной женщины в водной прокуратуре - поливала тюльпаны.
Прокурор области Довиденко принял меня как бедного родственника. Следуя сформулированной Бураковым "тактике упреждающих ударов", он "в порядке общей дисциплины" не дал мне войти - через секретаря предложил посидеть в приемной.
Хотя должности наши начинались одинаково - "прокурор", дистанция между нами была примерно такой же, как между командиром роты и командиром полка или дивизии. Однако, если я и был командиром роты, то - "особого назначения", абсолютно самостоятельной, автономной, подчинявшейся непосредственно министру.
Проигнорировав предложенное, я сразу протопал в кабинет. Как и в первый раз, когдая приезжал к нему знакомиться, Довиденко - длинный, худой, как жердь, - сидел за огромным, заваленным бумагами столом, лицо у него было серого, нездорового цвета, как у всех, кто проводит большую часть жизни в кабинете.
Впрочем, столов в кабинете было несколько. Тогда на соседнем лежала литература. Сейчас она тоже был здесь. Я не обратил внимания на название книг. Заметил лишь одну - "Прокуроры" Анатолия Безуглова. С автографом писателя.
- Ну, что у тебя стряслось? - спросил Довиденко милостиво, не имитируя, однако, движения тазом, как человек, который собирается подняться, чтобы поздороваться. Он отложил авторучку и протянул мне холодную потную ладонь.
- Если у тебя не очень важное - зайди к моему заму. Я каждую минуту могу уехать в обком...
Эдик Агаев обладал абсолютно точной информацией.
- Кудреватых приехал из Москвы. - Я дал понять, что тоже не лыком шит, и Довиденко с любопытством взглянул на меня. - Ну, что там с Касумовым? спросил я. - Дело об убийстве Пухова у меня в производстве, а я даже не могу допросить подозреваемого!
Довиденко улыбнулся механической улыбкой человека, давно разучившегося улыбаться:
- Мне позвонил Митрохин: "Водники отпустили браконьера, который убил рыбинспектора..." - "Где? Что?" - "Передали с парома: рядом с "козлятником" тайник, а в нем пистолет, из которого совершено убийство..."
- А кто сообщил Митрохину? Ни я, ни мой помощник ничего не знали!
- Мир не без добрых людей... Довиденко позвонили, он снял трубку.
- Да. Сейчас выхожу...
- А что Касумов? - спросил я. Довидеико запер сейф и двигался к двери. - Что он говорит?
- Касумов твердит, что он тайник этот ни разу не видел... Мы вместе спустились в подъезд. Я посмотрел на часы. Пора было ехать на кладбище, где я рассчитывал встретить вдову убитого рыбинспектора.
Пухова была одна. Она что-то поправляла среди венков. Рядом стояла тяжелая хозяйственная сумка.
Я поздоровался. Пухова доверчиво взглянула в мою сторону. Она ничем не дала понять, что узнала меня.
Я отошел. Фанерный обелиск со звездой на верхушке привлек мое внимание. Был он свежепокрашенный, новый, как и металлическая ограда, начинавшаяся непривычно высоко над землей. Дощечка на могиле гласила:
"Аббасов Саттар Габибулла-оглы, воин-интернационалист, инспектор рыбнадзора, 23 года, погиб при исполнении служебных обязанностей..."
Теперь, подумал я, обоих инспекторов связывает не только прежнее место работы.
Когда жена Пухова освободилась, я подошел.
- Вот зашла Сереже рассказать, как мы живем... - Пухова смахнула слезу. - Он ведь беспокоится там! Против этого было трудно возразить.
- Как дети? - спросил я.
- Дети и есть дети. Младшую отправляю в Челекен, к старикам. Старшего в городской пионерский лагерь. Вы идете?
- Да.
Я оставил "Ниву" внизу, рядом с кафе, на двери которого было приколото объявление: "Кафе не работает. Нет воды".
Я взял у Пуховой сумку, она оказалась полной продуктов. Мы молча начали спускаться по тропинке, вокруг которой не было ни деревца - ничего, кроме могил и смерти.
Пухова что-то еще говорила - скорее, для себя.
- Вы меня не помните, - сказал я. - Я новый водный прокурор. Вы даже собирались ко мне на прием...
- Как же! - спохватилась она. - Кто-то из ваших спрашивал про Сережины бумаги. Разрешите... - Она нагнулась к сумке, которую я продолжал держать, быстро достала зеленоватую тетрадь, зажатую каким-то свертком. Пожалуйста! В портфеле лежала вместе со школьными учебниками...
Я быстро открыл ее где-то посередине, потом в конце. Это был список браконьеров, задерживавшихся Пуховым. Почему-то я рассчитывал на большее.
- Спасибо. Пухова отмахнулась:
- Зачем она мне...
- Других бумаг у вас не осталось? - спросил я.
- Нет. Меня уже спрашивали. И про докладную, которую Сережа посылал в Москву год назад...
- А кто?
- Спрашивала-то? Начальство... Цаххан Алиев. Из управления приезжали... Да где же я ее найду? У нас ведь даже обыск был тогда! Негативы искали... Сережа к докладной фотографии приложил, кто, значит, осетрину у браконьеров брал. Там и номера машин, и снимки...