- А что с вашим ружьем?
- В рюкзаке осталось. Я так и не собрал его.
- Вы член общества охотников?
- Был. Сейчас уже выбыл. Думаю снова вступить...Что? - Он показал на дверь, вслед ушедшей Ветлугиной. - На меня, что ли, бочку катит? Так, во-первых, мы с Сашкой друзья. Что нам делить? А потом: зачем бы я к ней пошел? Она и не знала, что он на охоте, и с кем - не знала! Я сидел бы дома и молчал в тряпочку.
Бала спросил:
- Вы работаете?
- Осмотрщиком кабеля. На южном участке.
- Зарплата большая?
- Какая зарплата! - Он махнул рукой. Вошел Агаев.
- Не помешаю? - Из-за неудобства помещения у нас все время гостил кто-нибудь из милиции.
- Нет, конечно. - Я тоже задал несколько вопросов Ба-ларгимову: - Как вы охотитесь на качкалдаков в темноте? Он с любопытством взглянул на меня.
- Птица ведь не видит! Подпускает совсем близко.
- А как подбираете дичь?
- Так и подбираем. Много, конечно, теряется... Начальник! - Он посмотрел на часы. - Мне на работу! Не хочу опаздывать. Назначь другое время!
- Ветлугина жалуется? - спросил Агаев, когда Баларги-мов вышел. - Она думает, что мы ей его воскресим... - В голосе звучала неприкрытая вражда. И, между прочим, никакая она ему не жена. Разбежались. Незадолго до его гибели.
- Развелись?
- Она его бросила: пил по-черному.
- Браконьер?
- Нет, по моим данным. Мы этого дела не вели. - Агаев закурил. Только отдельные поручения.
Мой бывший однокашник был раздражен. Вскоре выяснилась и причина:
- Кудреватых - крупная фигура. Вы не знаете, с кем связались. После того, что случилось, можете считать, что вам здесь не работать...
- Как знать!..
- Нельзя закрывать установку. Так не делают. Это война! Объявление войны!
Стиль самого Агаева был, без условно, иной. На его скромной должности и более работящие начальники всю службу проходили в майорских, а то и капитанских погонах.
Всю текучку Эдик Агаев передал Буракову и Хаджинуру, оставив себе обслуживание областной номенклатуры. Билеты на суда, дефицитные комфортабельные каюты, связь с аэропортами и, конечно, снабжение начальства черной икрой и красной рыбой.
"Цена полковничьей папахи..."
- Может, я поговорю с Кудреватых? - спросил Агаев. - Он простой, отходчивый. Настоящий мужик!
- Да нет. Спасибо.
- Вас, говорят, можно поздравить? - спросила Анна, когда наш заказ не вызывающие аппетита слова: "два комплекса" - был принят. - Вы успели нажить врага среди сильных мира сего?
Мы сидели за столиком в длинной череде других, расставленных вдоль стен продолговатого узкого помещения.
- Неужели об этом уже известно? - Я удивился.
- О закрытии пусковой установки? Конечно! И о том, что Сувалдин дал телеграмму...
Официантка поставила перед нами тарелку с жижицей: "луковый суп". Длинные волоконца от куриного желтка ветвились на дне.
- Вы разворошили самое гнездо...
- Время покажет, кто прав!
- А в это время убийца Сережи Пухова наслаждается свободой!
- Это недолго продлится. У меня такое чувство, что дело раскроется в целой серии здешних преступлений. Если, конечно, меня до этого отсюда не выставят...
- Будем надеяться.
- И все-таки надо бы поспешить... Раскроется в "комплексе"... - Я заметил, что единственный человек, которому я мог бы сейчас охотно рассказать о своих планах, была эта, в сущности, мало знакомая мне женщина. А отнюдь не моя жена. - Как все преступления, совершенные устойчивой группой.
- Вы считаете, Пухова убила устойчивая группа?
В отличие от Анны, разговаривая, моя жена быстро все смекала и быстро-быстро задавала вопросы мне, словно стремилась поскорее освободить меня от необходимости продолжать. Я укладывался в короткие, отведенные для ответов секунды, но после разговоров с нею я часто чувствовал себя так, словно мою душу поспешно и не очень деликатно обыскали.
- Да, так мне кажется. Многое тут странно.
- Странно? - Светло-синие под черными длинными ресницами глаза смотрели ласково-любопытно. Анна не торопила меня. Мы словно много лет знали друг друга.
- Я встречался с женой Умара Кулиева... Она сейчас в Москве. Кулиева могла бы многое рассказать.
- Только она вряд ли решится. - Как в каждой женщине, в Анне жил природный следователь, сыщик от бога.
- И все-таки одну вещь Кулиева сказала. Мазут переправлял записку из тюрьмы от ее мужа...
- От приговоренного к смерти? И такое бывает?
Анна качнула плечами, поправила висевшую на спинке стула сумочку движения ее были удивительно гибки, мне доставляло удовольствие наблюдать за ней.
- Ты лучше знаешь здешнюю жизнь... - сказал я, вглядываясь в желтоватые волокнистые растения на дне тарелки.
- Знаю только, что она не скажет тебе всей правды. У нас все разуверились. Человек жалуется утром должностному лицу на мерзавца, а вечером тот, на кого он жалуется, уже в курсе дела. И расплата грядет.
- Я, честно, не очень-то в это верю. Хотя многие говорят то же. Ну, хоть один пример у тебя есть?
- Но ведь и у меня только одна жизнь... - Она улыбнулась.
Официантка снова приблизилась. Она принесла что-то рыбноконсервное, выловленное в чужих морях и привезенное за тысячи верст. Свежую рыбу нашего моря достать к столу можно было только из-под прилавка.
- Хоть один пример! - напомнил я, когда официантка удалилась.
- Ты видел, когда хоронили Пухова, на кладбище... Со мной стояла женщина. С черным бантом...
- Вдова Ветлугина?
- Ты с ней знаком? - Анна удивилась. - Она, кстати, здесь, в ресторане. Не оборачивайся. Третий столик за твоей спиной... - Мы незаметно перешли на "ты".
- У нее муж погиб на охоте, самопроизвольный выстрел из охотничьего ружья...
- Ерунда! - Она отложила ложку. - Никакой это не несчастный случай. Ее мужа убили. Закатили в лоб полный заряд дроби. Днем! Принародно!
- Наверняка нашлись бы свидетели!
- Они есть! Человек десять, а может, пятнадцать! Но они тоже ничего не скажут!
- Откуда все это известно? И про свидетелей, и про дробь? Ты вскрывала его?
- Это было до меня. Но всем это известно! Все знают!
- В том числе и вдова Ветлугина?
- Конечно!