- Мурадрва... Я помолчал.
- Алло! - сказала Анна. - Вас не слышно...
Она хотела повесить трубку, но вдруг замолчала. Была хорошая слышимость - очень близко я ощутил ее глубокое, сдерживаемое дыхание. Так же, видимо, внимала она моему. Вдруг снова прозвучал ее голос.
- Позвоните мне вечером. А лучше - просто приезжайте. Адрес есть в вашем справочнике...
Еще в коридоре услышал из приемной громкий голос Цаххана Алиева.
Начал ьникрыбинспекции возмущенно рассказывал моему помощнику и Гезель:
- ...Сидят передо мной в автобусе в обнимку и целуются... Бала флегматично задал вопрос:
- Ну и что такого?
- Как "что такого"? - возмутился начальник рыбинспекции. - Неприлично это. Порядочная девушка не даст себя целовать в автобусе.
Гезель, поглаживая свой большой живот и тихо усмехаясь, заметила:
- У вас, Цаххан Магомедович, не очень современные взгляды. Кому они мешают, если целуются в автобусе?
- Как "кому мешают"? Женщина, подумай, что ты говоришь? Это ж до чего угодно они так могут дойти. Ну хорошо еще, если бы был легкий братский поцелуй - ладно, пускай. А взасос? Это мыслимо ли раньше было?
Бала со смехом заметил:
- А откуда вы знаете, как раньше-то было?
Алиев не успел ответить, потому что заметил меня в дверях, махнул на своих оппонентов рукой и сказал мне сочувствующе:
- Ох, тяжело вам будет, Игорь Николаевич, с таким штатом работать... Люди уже в автобусах целуются - а им "ну и что!".
Может, целомудрие Цаххана особенно оскорблялось тем, что молодые люди целовались не в обычном рейсовом автобусе, а в бывшем похоронном?
- Вам звонили... - доложила Гезель. - Жена. Потом из обкома. Еще прокурор бассейна. Он уже второй раз звонит. Я сказала, что вы скоро будете.
Я пожалел, что звонок из обкома меня не застал. Там не любили, когда нужного человека не оказывалось на месте. И никогда не звонили зря. Прокурору бассейна я еще мог что-то объяснить, как, впрочем, и жене.
- Есть чай. - Гезель включила свет, было уже сумрачно. Я внимательно посмотрел на нее. Под моим взглядом Гезель не прошла, скорее, проплыла к двери, обтекаемая, невесомая в ватной полноте кокона. Было ясно, что очень скоро я лишусь одного из самых надежных своих помощников. - Прокурор бассейна в принципе одобрил закрытие установки...
- Точно, - Бала кивнул.
Внизу послышался шум машины. Мы вышли на балкон. Приехал начальник милиции. Потому, как он поднял глаза на окна, я понял, что он зайдет в прокуратуру.
Так и было.
В коридоре послышались шаги.
- Это Эдуард Гусейнович, - предупредил Бала.
Он удивительно робел перед ним. Для меня же Эдик Агаев по-прежнему оставался одним из парней моего детства. Эдик куда-то собирался - на нем был новый, с иголочки, костюм из какой-то блестящей, не виданной мною доселе ткани.
- Сувалдин не проявил достаточной распорядительности. В сажевый комбинат полез, а у себя под носом не заметил...
- В конфликте с Кудреватых Агаев безоговорочно поддержал местное начальство.
- Кто мог это сделать?
- Трудно сказать. Мог и кто-то из работавших раньше в заповеднике. Как администратор Сувалдин - пустое место... Ему качкалдаки дороже людей. Чуть что - "уволить"! Я приказал проверить всех, кто был обижен директором. Таких там несколько.
Вслед за Агаевым в кабинете появился Бураков. Он был как-то особенно пузат и спокоен.
- Я позвонил на тот берег... - начал он. - Они допросят команду парома - может, кто-нибудь что-то знает. Обойдут каюты, трюм - мог остаться запах карбида или сам химикат.
- Он достал платок, тщательно продул нос. - Когда паром вернется, произведем повторный осмотр.
Бураков был, несомненно, профессионалом в своем деле, хотя я по-прежнему считал, что чиновничьи игры - не занятие для людей медвежьей породы. Они здоровеют от мешков с цементом, которые шутя снимают с машины и кладут на транспортер, а от невесомых, покрытых каракулями бумажных страниц у них повышается давление и барахлит сердце, которое они стайной тоской по прошлому именуют мотором. Я слышал отдышку, которую Бураков тщательно маскировал, и вспомнил, как однажды видел стопку книг, купленных Бураковым. Все были издания Академии наук в тяжелых дорогих переплетах - Светойий, Эразм Роттердамский, Платон... "Пойду на пенсию - буду читать..." - пояснил заместитель Агаева, убирая литературу в сейф.
- Несколько человек я послал на пристань, - продолжал Бураков. - Там постоянно люди с того берега. Могли быть в курсе - видели что-то либо слышали. Я думаю - это дело несовершеннолетних. У них это вроде лабораторных занятий... Опыты!
Я не стал его разочаровывать: "Лабораторный опыт отличается тем, что за ним нужно наблюдать! А что увидишь за бортом парома! Ночью!.."
Милиция всегда преуменьшает степень преступления, пока не удается найти виновных, когда же преступники попадают ей в руки - важность и общественный резонанс сразу же на порядок возрастают.
Гезель ушла. Один за другим поднялись Цаххан Алиев и Бураков. Агаев все сидел, время от времени поправляя острую стрелку на брюках. Ожидал ли он, что я проявлю интерес к его экипировке?
Наконец поднялся и он.
- Готовится большая общесетевая операция на море. Дату сообщат в последнюю минуту в запечатанном конверте...
- Вот как? - Предупрежденный Сувалдиным, я не проявил особого любопытства.
- ...Будут задействованы водоохранные суда, вертолеты. Весь личный состав... Удар нанесем крепкий и неожиданный.
- В ближайшие дни?
- Я думаю, недели через полторы...
"Начальство успеет отыграть торжества..." - подумал я.
- А план операции?
- Мне как раз и надо сегодня согласовать его с генералом Эминовым...
Я взглянул за окно, было совсем темно.
- Эминов пригласил к себе. Вместе с Лорой. Лорка и его жена какие-то там родственницы...
Он объяснил свое появление в парадном костюме и заодно предостерег.
- ..И еще. Меня пару-тройку дней не будет. Поеду по участку... Так что - связь с Бураковым... - Он простился, не подав руки.
Пятиэтажный, хрущевской застройки, дом стоял в самой глубине двора. Я поднялся по незнакомой, плохо освещенной лестнице. Дверь была не заперта. Меня ждали. В крохотную прихожую падал свет, проникавший сквозь короткое колено узкого коридорчика.