- Примерно по пятьсот - семьсот килограммов в день круглый год. Иной раз привозили и до тонны..."
Я вырубил магнитофон.
"Размер нанесенного ущерба - миллионы рублей с одной лодки!"
Внезапно я вспомнил человека, которому смело мог оставить на сохранение кассеты.
Я снова сел в "Ниву", проехал с километр в сторону набережной, вышел и направился к молу.
Темная, тяжелая бирюза тянулась за горизонт, сквозь облака пробивалась узкая щелочка света. Я подошел ближе, "Александр Пушкин" чуть покачивался на зыбкой воде. Сквозь стекло рубки я увидел черную курточку капитана Миши Русакова. Миша словно отбивал поклоны - фуражка его то появлялась в стекле, то вновь исчезала. Он драил необычного вида лодку, пришвартованную к борту "Пушкина".
- Миша, - позвал я. Он не слышал.
- Миша Русаков! Капитан!
"Капитан" он сразу услышал - это было уже от профессии.
- Прошу вас, Игорь Николаевич! - смешные, как у моржа, усы затопорщились.
- Что это за агрегат у тебя там? - Я показал на лодку.
- Бесхозная. Хозяин так и не нашелся... Хотите, покажу ее в действии?
Русаков отвязал цепь, движения его были быстры и четки.
Один за другим он завел спущенные за корму лодочные моторы. Взревев и почти вертикально задрав нос, лодка выскочила в залив, оставляя за собой пенистый след. Вдоль бортов лодки тянулись длинные серебристые "сигары". Сделав круг, Русаков выключил двигатели - опустив нос, лодка вернулась на место.
- Игрушка, - сказал Миша Русаков. - Ни один милицейский катер не догонит. А это дополнительные баки с горючим, - он ткнул в "сигары". Используются в военной авиации.
Я показал Мише на причал - Русаков накрыл лодку маскировочной сеткой, поднялся ко мне.
- На судне полный порядок, - он полушутливо бросил руку к фуражке.
мы подошли к "Ниве". Я достал завернутые в "Водный транспорт" пленки.
- Это кассеты, Миша, - сказал я. - Очень важные для нас. Положи их подальше. И помни: о них никто не должен знать. Вернешь их только мне...
Миша улыбнулся:
- Хорошо, Игорь Николаевич!
Пленки, жегшие мне руки всю вторую половину ночи и утро, были теперь в надежном месте, я мог не бояться, что у меня их выкрадут из кабинета, из дома, из машины.
Облака начинали рассеиваться. С моря приближалось небольшое судно, похожее по классу на "Александра Пушкина". Белые буруны сопровождали его с обеих сторон. Оно передвигалось словно в кипящей воде...
- Это "Спутник" рыбнадзора. - Миша подал мне руку. Он все хорошо понял. - Не беспокойтесь. Все будет в полной сохранности... Вы домой?
- Нет, надо проехать еще в одно место...
При свете дня Второй тупик Чапаева выглядел грязным рядовым мостком в клоаке гигантского, безбрежно раскинувшегося вокруг Нахалстроя. Грубо окрашенные заборы. Мусор вокруг единственного контейнера. Узкий цементированный тротуарчик с навечно оставленными при его создании вмятинами чьих-то сапог. Гнилостный запах напоминал, что Каспий, как ни говори, находится все-таки во впадине, где все разлагается быстрее, чем наверху.
Дважды прошел я из конца в конец, пытаясь решить, попала ли машина, которую я преследовал накануне, сюда, в тупик. Или в тупик попал я сам, а машина свернула на другую улицу.
Обе версий имели одинаковые права. Водитель мог и свернуть, и поставить машину во двор, тем более что сначала я проехал мимо ВторогоЧапаевского и лишь потом, не обнаружив ее впереди, вернулся.
- Помощь не требуется?
Я увидел мужчину в теплом рыбацком ватнике. Он стоял рядом с дощатым туалетом, напротив забора, - я не сразу заметил его.
Должно быть, он довольно долго наблюдая замоими передвижениями.
- Чапаевских - два тупика? - поинтересовался я.
- Целых четыре. - Он подошел ближе, лицо его показалось мне знакомым. - Смотрю и думаю, что водному прокурору понадобилось в нашем тупике?
Я узнал его.
"Баларгимов... Напарник Ветлугина по последней его охоте на качкалдаков..."
- Материал о самовольной застройке... - Я сам удивился собственной находчивости. - А вы? Ваш дом тут? Он открыл калитку.
- Заходите, посмотрите, как мы живем. Я взглянул вдоль улочки, показавшейся мне вымершей, - вокруг не было ни единой души, не доносился ни один звук.
- Ну что ж. - Я не заставил просить себя дважды.
Маленький двор под стать был каркасно-засыпному ящику, типовому жилищу самстроя. Никакой машины нигде я не обнаружил. Во дворе я увидел песок, несколько крафтпакетов с цементом - хозяин что-то строил. Еще дальше виднелся сарай.
- Сюда. - Дверь открывалась прямо в комнату, прихожей не было.
Вдоль узкого пенала стояли подряд буфет, газовая плита, две узкие, с металлическими спинками, кровати.
На полу с самодельными половиками играли два ясельного возраста малыша. В конце пенала висела занавеска, там была вторая комната.
- Знакомься, - сказал Баларгимов женщине, показавшейся из-за занавески. - Это новый водный прокурор.
- Добро пожаловать. - Жена Баларгимова была русская - с открытым, приятным лицом, пышной грудью, с русым тугим пучком на затылке. На голом предплечье я увидел синюю татуировку - "Нина". - Как вам наши хоромы?
- Уютно, хотя и тесновато, - признал я. - А зимой? Не холодно?
- Газ обогревает... Жара, хоть двери настежь! А выключишь - тепло сразу выдувает.
- Другое жилье не обещают?
- Кому мы нужны? Если сами не позаботимся, о нас кто подумает?
Она взяла с буфета маленькие, послевоенные еще часы "Звездочка", подкрутила, положила на место.
Буфет был старый - с семейными фотографиями между стекол. Фотоснимки чередовались со старыми поздравительными телеграммами. Была тут и завоевавшая мир неизвестная японская девушка, интимно мигающая с фотографии.
Разговор не получался - позади себя я постоянно ощущал присутствие настороженно-притихшего Баларгимова.
- Что же вы, пешком от самой прокуратуры? - подал он голос. - Или на автобусе ехали?
- Служебной машиной.
- Вроде я не видел ее...
- Она у парикмахерской Гарегина. Я спрашивал, где Чапаевские тупики. На всякий случай я дал понять, что меня будут искать здесь.
- Да вы садитесь, - предложила хозяйка. - Какая правда в ногах...
- Надо ехать: дела... - сказал я.
- У всех дела. - Малыши потянулись к ней. - Да вы не спешите! Может, чайку?