Собственно, так и должна была выглядеть столица этой порожденной застоем республики, управлявшейся советом шефов лодок, с их собственными вооруженными силами, разведкой, контрразведкой и всеобщим заговором молчания.
Мы вошли в "козлятник". Вокруг лежали все те же разбросанные ящики никто не собирался наводить порядок.
Касумов включил свет. Переступив через гребные винты, мы прошли к столу, к чурбакам, заменявшим табуретки.
- Я "ездоком" у Садыка походил. Знаю!.. - Мазут достал сигареты. Тогда у него еще была одна лодка - старая, двухмоторная. Потом уж новую заказал...
- А из-за чего расстались? - спросил я. - Хотел на своей лодке походить. Была такая мечта...
- И как?
- Пошел к одному знающему человеку посоветоваться. Так и так... Лодка есть, мотор. И мне будет хорошо, и тебе...
- А он?
- Засмеялся: "Мне ведь с начальством делиться... А у тебя лодка маленькая - много не заработаешь. Давай так: строй большую лодку, на четыре мотора. Нанимай ездоков. Платить мне будешь шесть тысяч в месяц..."
- Рыбнадзору? - я не удержался.
- А еще и милиции. А по мелочи - участковым, капитанам судов рыбоохраны, охране природы...
- Капитану "Спутника" тоже? - Я вспомнил красное гладковыбритое лицо и шкиперскую бородку.
- И ему.
- Выходит, все взяточники?
- Нет, конечно... Менты и рыбнадзор - люди дисциплинированные. Дадут им приказ орать - в минуту возьмут. Нет приказа - не подойдут! Ведь так, отец? - Он взглянул на прокаженного.
Старик кивнул. Он сидел на пристроенном к стене лежаке. Короткие его ножки в узких брючках со смешными манжетами на добрый вершок не дотягивали до пола.
- Я отказался платить! И через месяц уже сидел...
- Вы Пухову говорили об этом?
- А что Пухов? Что Сергей мог сделать? Он направил в Москву бумагу, в Главрыбвод. Все написал. Так у него же и сделали обыск! Искали черновики письма и негативы... Вот как все обернулось!
- Странные дела...
В студенческом исследовании моей жены - "Поведение браконьеров в конфликтной ситуации" - инспекторам рыбнадзора предлагалось дать оценку личностных качеств браконьера: "хороший" - "плохой", "умный" - "глупый", "щедрый" - "жадный" и так далее. При обработке полученных данных выявилась обратная зависимость между стажем инспекторской работы и величиной негативной оценки. С увеличением стажа работы инспектора отрицательная оценка имела тенденцию к сглаживанию, уменьшению. Видимо, Пухов, которого все одинаково характеризовали как опытного инспектора, был в силах подняться до понимания человека, ставшего браконьером в силу сложившихся вокруг него условий, и даже воспользоваться его помощью.
Я прибег к тому же.
- Чью лодку сжег рыбнадзор перед тем, как ночью подожгли инспекцию? спросил я. Мазут не дал мне договорить:
- Баларгимова.
Мне показалось - я ослышался.
- Баларгимов платил им за одну лодку, а ловил двумя... - пояснил Мазут. - И кто-то его продал.
Я начал понимать.
"Вот почему в ту же ночь пытались сжечь "козлятник" Касумова!" Браконьерские войны переносились на Берег.
Мазут поднялся, включил стоявший на электроплитке чайник, достал из шкафчика заварку. Подумав, он снова полез в шкафчик - вынул три граненых стакана, и сразу же появилась бутылка.
Я молча смотрел, как мутноватая, здешнего производства "Русская горькая", булькая, освобождает емкость. Видел бы сейчас меня Генеральный! Водный прокурор участка. С граненым стаканом. В "козлятнике". С браконьерами.
Мы выпили.
- Вам известно - кому Баларгимов платил деньги? - спросил я.
- Нет. - Касумов не поднял глаз. Старик тоже смотрел куда-то в сторону.
- Давал, но кому конкретно... - Мазут пожал плечами.
Я понял, что заговор молчания - омерта - перестает действовать только против тех, кто уже не опасен: убит или арестован.
- Вы доставили записку из тюрьмы от Умара Кулиева, - сказал я. - Я не спрашиваю, кто вам в этом помог... Пухов знал о ней?
- Только о первой...
- Другую Мазут должен был привезти в ту ночь, когда Пухова убили... Керим пошевелил маленькими, в коротеньких брючках, ножками.
- Должен был, да застрял! Человек, через которого шла бумага, в чем-то проштрафился, попал в изолятор. Мне пришлось сутки ждать...
Я все понял.
- Вы можете мне ее показать? Она у вас? Я обещаю, что без вашего согласия ни она, ни вы, ни те, кто вас послал, - никто не будет фигурировать в этом деле.
- Это можно. - Касумов поднялся. - Можете ее взять себе. Тем более что за доставку заплачено.
- Кем?
- Женой Умара.
Мазут подошел к окну - на полочке, рядом с подоконником, сушилось несколько сигарет, знакомые коробки с изображением Циолковского Евтушенко.
- Откуда эти спички? - спросил я.
- Садыку привезли несколько ящиков. Он раздавал всем.
Мазут выбрал одну из сигарет, подал мне. На ощупь сигарета была совершенно обычной, я раскрошил табак. Внутри лежала маленькая, свернутая трубочкой бумажка.
Я поднес ее к свету. Написанная острозаточенным, как игла, графитом записка была короткой:
"Отец он меня у говорил взять все на себя перед приговором в автозаке он обещал, что все сделал, что расстрел дадут только чтобы попугать если вы не поможете, я буду третья его жертва".
Громкий крик донесся неожиданно со стороны метеостанции. Еще через минуту дверь "козлятника" была отброшена сильным ударом ноги. Огромный лысый казах, которого я уже видел раньше, впихнул внутрь маленькое, выпачканное кровавой краской верещавшее существо, в котором я узнал крохотного карлика Бокассу.
Казах прокричал Касумову несколько слов на своем языке, бросил на стол нож с наборной ручкой, похожий на финку, мотнул головой на забор.
На берегу уже были сумерки. Вместе с Касумовым я бросился к машине, там причитали женщины. В тусклом свете фары, установленной на метеостанции, я увидел лежавшего на заднем сиденье капитана Мишу Русакова, на нем была моя синяя, с белыми полосами, ветровка из Кельна, по ней ползли, ширились страшные, не меньше чем сама смерть, коричнево-бурые пятна.
Миша был жив, он попытался улыбнуться, но было видно, что это ему дается с трудом. В ногах у него, рядом с сиденьем, валялись брошенные убийцей спички со знакомым портретом - Бокасса, видимо, предлагал Русакову прикурить.