- Ракетница. Он всегда ее с собой возит. И канистра с бензином... Она словно задним часом ощутила предвестие недалекого уже преступления. Что-то меня всю трясет!
- Много времени прошло после того, как вы вышли из машины и начался пожар?
- Минут двадцать.
- Вас допрашивали на следствии?
- Нет.
- А вы связывали поджог с угрозами Баларгимова? Она взглянула мне в глаза.
- Связывала. Но старалась не думать. У меня дочь!
- Гусейн не звонил? - в первую очередь спросил я Гезель. Мне крайне необходим был следователь: один я ничего не успевал.
- Я сама ему позвонила. Отвечала соседка. Гусейн на больничном, поехал на три дня к отцу, в деревню, "нервы лечить"... Не связался ни с вами, ни со мной.
- Очень странно.
- Слышали, Митрохина отозвали из отпуска. Готовится будто партактив по социалистической законности.
- Я ничего об этом не знаю.
- Жена Кулиева здесь. С отцом Умара. Они вас ждут.
- Кулиевы знают, что мы послали телеграммы об отсрочке исполнения приговора?
- Знают! Для них это - такая радость, Игорь Николаевич! Такое счастье! - Она выглянула в окно. - Вон они, кстати...
- Ваша фамилия - Кулиев, а его - Баларгимов. Вы не родные братья? спросил я.
Человек, сидевший передо мной, был отнюдь не старый, но успевший махнуть на все рукой, - с шелушащейся старческой кожей, пучками седых волос в ушах, в мятом, изношенном донельзя, пыльном костюме.
- Родные. Просто ему дали фамилию по имени нашего отца Баларгима-Кули-оглы, а мне досталось имя деда...
- Какие у вас взаимоотношения с Баларгимовым?
- Фактически он давно уже отобрал у меня сына. Но мы - братья! Этим все сказано. У нас общие родственники. От этого никуда не денешься. Вера знает... - Он кивнул на несовершеннолетнюю сноху.
Сидящая рядом жена Умара Кулиева громко хрустнула пальцами. У нее было странное представление об этикете официальных визитов. В прокуратуру она надела самое короткое платье и максимально оголила верх.
- Вы общались с сыном до его ареста? - спросил я. Он поднял водянистые глаза, развел руками.
- Почти нет. Садык поссорил меня с Умаром, потому что я оставил его мать. Взял другую женщину. У нас такое не прощают. Любовниц - это пожалуйста! Сколько хочешь! Да вы сами знаете!
- Давно живете отдельно?
- Я ушел, когда Умару было четырнадцать.
- У вас еще дети?
- Четверо. Младшим было: одиннадцать, девять и пять... Я помогал, как мог. Но в чем-то, конечно, они были ущемлены. Садык этим воспользовался. Как только я ушел из семьи, брат сразу начал настраивать сына против меня. Он стал брать его в море, готовить к браконьерским делам...
- Вы предостерегали брата?
- Когда я потребовал, чтобы он оставил парня в покое, его сыновья избили меня. Я месяц провалялся в больнице. Вера знает.
Он снова показал на сноху, которая опять сделала вид, словно ничего не слышит.
"Затрудненность общения - первый симптом отсутствия воспитания..." Я не решался обращаться к ней с вопросами, чтобы не смутить.
- Садык полностью вытеснил меня из семьи. Он давал деньги моей бывшей жене. Я не мог им особенно помочь. Я работаю в вечерней школе. В Красноводске. Преподаю химию. Из моих братьев я один получил образование, и никто из них мне этого не простил.
- Кто ваша нынешняя жена?
- Она тоже учительница. Из Молдавии. Из Бельцы... Она хотела, чтоб Умар чаще бывал у нас, но он так ни разу и не приехал. Он ходил в море с моими племянниками.
- Как вы узнали об этом?
- Я приезжал из Красноводска. Мы встречались. Он рассказывал обо всем. Умар еще пацаном получал от дяди от пятисот до тысячи рублей в месяц. Он гордился этим! Пацан, а у него уже две машины! "Жигули" записаны были на двоюродного брата, "Москвич" - на тетку! Я уже старик - но у меня ни одной машины... Добром, конечно, это не могло кончиться! Потом Садык назначил его рулевым. Фактически сделал заместителем.
- Когда вы узнали о поджоге рыбинспекции?
- На другой день. Вера приехала ко мне, сказала, что брат спьяна сжег контору рыбнадзора и обрабатывает Умара, чтобы он взял все на себя...
- Вы говорили с сыном?
- В тот же день. Я приехал к нему вместе с Верой. Я просил его не делать этого. Не верить никому!
- Что он?
- Сказал, чтобы я не вмешивался, потому что могу все испортить.
- А почему Баларгимов сам не решился пойти с повинной? Как ваш сын это объяснил?
- Садык много раз судим. Ему могли дать суровое наказание. Наш старший брат - Сулеиман - тоже просил Умара взять все на себя. И еще один человек. Когда я приехал, они втроем как раз сидели в ресторане.
- В "Сахиле"?
- Да. На берегу.
- Умар, Баларгимов... А кто третий? Он помялся.
- Агаев, начальник милиции...
Сила, стоящая за браконьерской мафией, не могла отправить на скамью подсудимых шефа лодок, который знал всю ее подноготную.
- Агаев сказал, что сделает все, чтобы Умару дали три года как за неосторожное убийство... л поверил.
Он вздохнул. Сноха его неожиданно всхлипнула и тут же неимоверным усилием воли вернула лицу прежнее сосредоточенно-спокойное выражение. Она выглядела нелепо - в своем мини, с высоко открытыми голыми коленями, с криком, который буквально сотрясал ее. Я не понимал, как ей удается со всем этим справляться.
- Вас допросили?
- Я сказал, что ничего не знаю.
- Следователь спрашивал - занимался ли Умар браконьерством?
- Нет. Умар ведь показал, что хотел отомстить Цаххану Алиеву за то, что тот не разрешил ему ловить частиковую рыбу. Меня и спрашивали только о частиковой...
- А сети?
- Перед обыском Садык бросил их к Умару в сарай...
- А где он в действительности находился, когда Баларги-мов поджег рыбинспекцию?
- Смотрел футбол. Есть свидетели.
- Этих людей допросили?
- Одного. Остальные было тоже пошли, в свидетели, но Садык сбил всех с толку: "Молчите!" Я тоже сказал: "Не вмешивайтесь, не ваше дело..." - Он вздохнул.
- А тот, которого допросили? Что с ним?
- Его нашли в заливе. Будто погиб на охоте. От несчастного случая...
- Ветлугин?! - Да, Сашка. - А кто вел вначале дело на вашего сына?
- Алиханов. Мы на него не обижаемся - он вел в нашу пользу...
- Ну, естественно.
Дело Умара Кулиева было сфальсифицировано полностью.