- Да замолчи ты!
В ход пошли ногти. Ива брыкалась и уворачивалась, но поди ж пройми кузнеца, который быка одной рукой удержит! Ива закричала. Куда там! Крики и смех слышались со всех сторон, и поди разбери, кто в шутку обороняется, а кто всерьёз.
- Бран, пожалуйста! Прошу тебя, не надо! — взмолилась девушка.
Хмельной угар подстегнул злость парня:
- Вот дура! Знала, куда шла! Не рыпайся теперь уж!
Он задрал её руки над головой и крепко стиснул запястья. Утром на них проступят синяки, которые Ива будет прятать под широкими рукавами, и никому не покажет. Потому что стыдно. Потому что страшно. Потому что она и правда пришла сама…
Он задрал подол до самой шеи. Смял и испачкал, не обратив внимания на аккуратную вышивку, над которой вечерами сидела девушка, с силой раздвинул ей бёдра. А потом стало больно.
Ива так и лежала, не ощущая больше ничего. Не шевелилась и не говорила, даже не плакала. Просто смотрела в небо и ждала: не может же пытка длиться вечно. И она закончилась. Быть может, почти сразу, а может только утром. А девушка всё лежала, раскинувшись на траве, как покойница, и безучастно глядела в небо.
- Ну вот, — самодовольно усмехнулся Бран, затягивая пояс. — А всё туда же: не хочу, не надо! Ты давай это… Вставай и к костру приходи. Посидим. Потом до дома провожу.
К костру той ночью Ива так и не вышла.
И вот они стояли рядом: мать и дочь. Обнявшись и плача каждая о своём. Такие непохожие, такие любящие, но… совсем друг друга не понимающие.
— Я… Пойду. — Ива осторожно высвободилась из объятий.
— Иди, иди, дитятко! — Мать спохватилась, что дела простаивают и снова кинулась к печи. — До вечера ещё столько переделать надобно!
— Да… — Ива погладила запястья, с которых давно сошли синяки. Почему-то казалось, что тёмные пятна проникли под кожу, да там и остались. — Пойду…
Глава 3. Невидь
Ива наскоро сменила грязную рубаху на новую, огромную, грубую, небелёного льна. Можно было подвязать поясом да так и идти со двора — немужним девкам, даже вошедшим в возраст невест, дозволялось. Но она всё равно натянула поверх клетчатую понёву. Рубашка, хоть и длинная, открывала ноги почти до самых колен, а Иве страх как не хотелось, чтобы кто-то… чтобы кое-кто увидел и прельстился.
Подхватила острый нож (куда ж без теперь без ножа!), потуже затянула узел на косынке — и бегом из избы.
— Маменька, я Серка в поле сведу… — крикнула она, выбегая из кухни.
В ответ — тишина. Ива шагнула назад: точно же видела тень у печи. Что ж мать не отвечает? Однако в комнатушке никого не оказалось. Почудилось верно… Девушка пожала плечами и пошла без спросу. Если спохватятся, сами докумекают, куда отправилась. Небось не подумают, что сбежала.
Так и эдак пробуя эту мысль на вкус, Ива минула дом бабки Заи, прошла колодец и замерла у конюшни на краю деревни. Сбежала… Надо же эдакую крамолу в мысли впустить! Отец, небось, за сердце схватится, мать, не ровен час, проклянёт. А соседи что скажут?
Однако ж Ива уже вошла и поглаживала жёсткую кожу седла.
— Ну а что? — спросила она сама у себя. — Ну а что?! — переспросила увереннее, с вызовом.
Верхом она держаться умела. Вспрыгнуть бы на спину жеребчику и… Куда? В большой город? Да не ждёт её там никто. К родне, за реку-Ключинку? Выдадут. Ночью казалось, в омут с головой всего вернее, а сейчас… Куда сейчас-то?!
Ива вздохнула и поплелась к денникам. Почти всех лошадей разобрали на работы, отдыхал сегодня лишь Серок да прихворнувший гнедой старосты. Последний проводил Иву внимательным взглядом, но за угощением не потянулся. Он в последние дни и вовсе не вставал — вконец обессилел. Конюх опасался, что хвороба перекинется на остальных лошадей, жёг крапиву от нечистой силы и обходил стойло с уздечкой на шее, но болезнь всё не отступала.
— Дядька Иго? — окликнула девушка. В тёмном углу кто-то завозился: никак прилёг отдохнуть мужик, а она его потревожила. — Дядька Иго! Я Серка заберу!
В ответ захихикали. Жеребец фыркнул и тоненько заржал, не то подзывая, не то, напротив, прогоняя.
— Ау!
Смех повторился, отозвавшись быстрым топоточком за спиной. Ива оглянулась, но позади никого не оказалось. Свет от распахнутой двери тонул в полумраке, сено шуршало под ногами, и всё казалось, что некто невидимый бродит вокруг, да не показывается.
— Серок! — девушка причмокнула, чтобы хоть собственный голосом отогнать жуть.
— Серок! — причмокнули в ответ из темноты, а жеребчик беспокойно встряхнулся.
— Кто тут? Дядька Иго?
Нет, не дядька. Тот бесшумно ходить не умеет, всё покряхтывает, охает да напевает себе под нос, чтоб не скучать. А может и не для этого вовсе напевает. Может как раз для того, чтобы боязно не было, как Иве сейчас. Девушка робко замурлыкала песенку — авось поможет.