– Не принимайте близко к сердцу всё то, что он вам тут наговорил, дорогая, – отозвалась из своего кресла матушка. – К тому же мой личный опыт меня научил, что умеренность для молодёжи – вещь замечательная. Мой бедный Николас тоже всегда придерживался такого мнения. Дорогой мой супруг никогда не ложился спать, не сделав перед сном прыжок на всю длину ковра, что был настелен в холле. Я ему не раз говорила, что это опасно, но он продолжал делать по-своему. И вот в один из вечеров он споткнулся и упал на каминный таган, порвал себе мышцу на ноге и в итоге оказался хромым до конца дней. Так уж получилось, что доктор Пирсон принял разрыв мышцы за перелом кости, наложил гипс, и в результате в коленной чашечке нарушилось кровообращение. Говорили, что в тот самый день доктор был не в себе. Он был сильно расстроен, поскольку его младшая дочь проглотила монету, и это обстоятельство, возможно, и явилось причиной ошибки в его диагнозе.
У мамы было весьма любопытное свойство уходить от главной темы разговора, переводя его в совершенно иную плоскость, да так, что порой было нелегко вспомнить, с чего именно она начинала свой монолог. Но на сей раз Чарли мысленно запомнил матушкину реплику в надежде сразу же ею воспользоваться в своих интересах.
– Вы совершенно правы, миссис Андервуд, – поспешил заметить Чарли. – К тому же за целый день мы так и не выбрались из дома воздухом подышать. Итак, Лотти, у нас с вами ещё час в запасе до захода солнца. Что, если мы прогуляемся по окрестностям, а заодно и форель, может, посчастливится поймать. Думаю, ваша матушка не будет против?
– Набросьте только что-нибудь на плечи, дитя моё, – промолвила матушка, понимая, что попала в ловушку своего собственного неловкого манёвра.
– Обязательно, матушка. Сейчас мигом поднимусь наверх и надену шляпку и шаль.
– Итак, мы отправляемся на прогулку в лучах закатного солнца и вскоре вернёмся, – громко объявил Чарли, пока я шла к дверям.
Когда я спустилась вниз, мой жених уже с нетерпением поджидал меня в холле с удочкой в руках. Мы пересекли лужайку и прошли перед окнами, в которых вырисовывались три лукавые физиономии, внимательно за нами наблюдавшие.
– Развалиться на диване и ворковать – что за праздное времяпрепровождение! – вымолвил Джек, глядя в задумчивости на проплывающие облака.
– Настолько праздное, что просто возмутительно! – вторила ему Фан.
И вся троица так громко рассмеялась, что разбудила полковника, который пришёл на шум. Мы слышали, как они пытались объяснить свою шутку ветерану, который, несколько задетый подобным бесцеремонным к нему отношением, делал вид, что не понимает, над чем же они могли так громко смеяться.
Спустившись по извилистой тропке, мы вышли через калитку на дорогу, ведущую в Тевисток, и Чарли в нерешительности остановился, раздумывая, в какую сторону нам лучше держать путь дальше. Знать бы нам тогда, что вся наша дальнейшая судьба зависела от столь, казалось бы, пустякового решения!
– Как вы думаете, дорогая, куда нам лучше с вами направиться: пойти вдоль берега реки или спуститься к ручью, что течёт среди ланд?
– Как пожелаете, дорогой, – выбор за вами.
– Я за то, чтобы пойти к ручью. К тому же тем самым мы несколько удлиним себе обратный путь, – добавил Чарли, глядя полными любви и обожания глазами на миниатюрное создание, укутанное в белую шаль и готовое шагать с ним хоть на край света.
Ручей, к которому мы направили свои стопы, протекал по наиболее пустынной и дикой местности в здешних краях. Устремившись по тропинке к ручью, мы удалились на значительное расстояние от Тойнби-Холла, но ни встречающиеся на пути крупные камни, ни заросли кустарника не могли помешать двум молодым и полным сил путникам быстро преодолевать милю за милей.
На протяжении всей прогулки мы не повстречали ни единой живой души; лишь всклокоченные девонширские козы, держась поодаль, с любопытством поглядывали в нашу сторону, будто спрашивая, как это мы решились вторгнуться в их владения.
Когда мы пришли к ручью, шумно сбегавшему из ущелья, а затем извилистым потоком устремлявшемуся к полноводному Плимуту, уже начали сгущаться сумерки. Над нашими головами колоннообразно возвышались две отвесные скалы; вода, по капле стекая в расселину между ними, образовала что-то наподобие глубокой чаши, до краёв заполненной неподвижной влагой.
У Чарли это было излюбленным местом для пеших прогулок. Днём картина действительно являла собой чудный уголок дикой природы, но в сей поздний час, глядя на отражение появившейся на небе луны и чернеющих вершин в кристально чистой воде с гор, подумалось, что это было далеко не лучшее место для экскурсий одиноких путников.
– Дорогая, – произнёс Чарли, когда мы оказались рядом, присев на обросшем мхом камне, – похоже, рыбалкой мне сегодня заниматься не придётся. Тебе не кажется, что здесь несколько мрачновато?
– О да, дорогой, – только-то и смогла я вымолвить, дрожа всем телом.
– Мы не станем здесь долго задерживаться – вот только слегка передохнём и пустимся в обратный путь. Впрочем, погоди. Ты ведь вся дрожишь! Тебе холодно?
– Нет, ничего, – ответила я ему, стараясь придать бодрости своему голосу, – мне совсем не холодно, лишь немного страшно. Что, признаюсь, весьма глупо с моей стороны.
– Вовсе нет, – прошептал мой жених. – У меня у самого появилось какое-то непонятное ощущение. Шум, который издаёт в этом месте вода, странным образом напоминает мне клокотание крови в горле умирающего.
– О, Чарли, прошу тебя, сейчас же замолчи! Ты меня насмерть напугал.
– Давай не будем предаваться мрачным мыслям, – засмеялся Чарли в ответ, пытаясь подбодрить меня, – и поскорее отправимся прочь из этого зловещего места, и… Взгляни вон туда… Видишь? Боже милостивый, что это там такое?!
Чарли даже отшатнулся. Глаза его были устремлены на противоположный крутой берег ручья, а лицо страшно побледнело.
Я уже упоминала о том, что наполненная водой каменная чаша, подле которой мы остановились, располагалась у хаотичного нагромождения скальных глыб. На вершине самой высокой из них – примерно в шестидесяти футах над нашими головами – возвышался тёмный силуэт человека большого роста, который, как нам показалось, смотрел вниз, прямо на нас.
Уже взошедшая к этому времени луна ярко освещала вершину утёса, и угловато-вытянутые контуры одежды незнакомца были чётко очерчены и хорошо различимы в её серебристых лучах.
Во внезапном и бесшумном появлении этого одинокого странника было что-то колдовское, и фантастичность пейзажа лишь усиливала это впечатление. Меня вдруг охватил безумный страх. Не в силах проронить и слова, я вцепилась в руку Чарли, устремив полный ужаса взгляд на темнеющую вверху над нами фигуру.
– Эй вы, там, наверху! – закричал Чарли, у которого ужас уступил место гневу. – Кто вы и что вы там, чёрт подери, делаете?
– Я так и думал, так я и думал… – забормотал человек, наблюдавший за нами сверху.
Ещё секунда – и на вершине утёса уже никого не было.
По грохоту падающих камней мы поняли, что он спускается вниз. Через некоторое время таинственный незнакомец появился на берегу ручья прямо напротив нас.
Надо сказать, что с более близкого расстояния фантастичность облика этого человека производила ещё большее впечатление. Луна полностью осветила фигуру незнакомца, позволяя разглядеть его худое, сильно вытянутое и какой-то мертвенной белизны лицо, резко контрастировавшее с ярко-зелёным галстуком. Сразу бросился в глаза спускавшийся к углу рта шрам на щеке, из-за которого и без того неправильные черты лица создавали впечатление уродливой гримасы. Это было особенно заметно, когда он пытался улыбнуться.
Рюкзак за плечами и массивная палка в руке указывали на то, что перед нами стоял путешественник. Вместе с тем та привычная лёгкость, с которой незнакомец снял шляпу при виде дамы, не могла не выдать в нём вполне светского человека.
Что-то в его угловатой фигуре, почти бескровном лице и хлопающей по плечам чёрной накидке странным образом напомнило мне ту диковинную летучую мышь-вампира, которую Джек Дейсби привёз с собой из Японии, и она потом долго наводила ужас на жителей Тойнби во время богослужений в местном храме.