Я сказал Рашели:
— Завтра утром подождешь, когда они встанут — вряд ли это будет рано, — и отнесешь им корзинку яиц и кувшин молока. Скажешь, что это для детей.
— Ладно, но если уже в первый день их угощать молоком и яйцами, они подумают, чего доброго, что мы богаты.
— Вы сделаете, как я сказал. И постарайтесь ничего не упустить.
Если Рашель ничего не узнает, я найду другие ходы, я перетряхну небо и землю. В конце концов кто-нибудь мне скажет, кто они есть и кем были. Мне нужно знать.
Глава 2
В десяти километрах от Шанплера небо начало хмуриться. Кантен вел машину с излишней предосторожностью. Чтобы ничто не омрачило этот памятный день, говорил он, даже резкий удар по тормозам. На самом деле приготовления к переезду и бессонная ночь истощили его, и он боялся собственной рассеянности.
Мне не терпелось узнать, как дети примут наш новый дом. Мысль, что он понравится им меньше, чем нам, даже не пришла мне в голову.
Мы подъехали вплотную к холму Шируль в тот момент, когда ослепительная грозовая вспышка рассекла небо.
— А вот и гроза, совсем не вовремя, — сказал Кантен.
Наша маленькая Иоланда затыкала уши, чтобы не слышать раскатов грома, в то время как братья обнимали ее за плечи.
Наконец мы въехали во двор, но дождь стоял стеной, так что, несмотря на скорость дворников, наше маленькое владение предстало перед нами темным строением с расплывчатыми контурами. Иоланда немного успокоилась. Поль и Морис, сгоравшие от нетерпения, хотели броситься прямо под ливень.
— Дети мои, — сказал Кантен, — дождь не продлится долго. Я хотел бы, чтобы наш дом явился вам в первый раз в ясном свете, а не в грозу, которая придает ему немного грустный вид.
Мы прождали около часа. Иоланда и Морис заснули, скрестив руки, Поль задумчиво перебирал колоду карт, которую ему дал водитель грузовика. Когда дождь наконец прекратился, я выпрыгнула из машины, чтобы помочь выйти детям. В спешке я не заметила глубокой рытвины, заполненной дождевой водой, и моя нога погрузилась в нее до самой лодыжки. Крик, который я не смогла сдержать, заставил прибежать Кантена.
— Моя бедная Анаис, — сказал он, — в деревне нужно быть внимательной к такого рода вещам…
Как это часто бывает в ситуациях, вызванных нашей собственной оплошностью, я громко рассмеялась, в то время как Кантен скомканным платком вытирал грязь, которая залила мою туфлю и испачкала край юбки.
— Вы можете выйти, дети, но осторожно — лужи!
Иоланда и Морис, с глазами еще красными ото сна, недоверчиво смотрели на эту каменную постройку, мокрый шифер которой дымился под выглянувшим солнцем.
— Уау! — воскликнул Поль.
Этот возглас, похожий на лай, стал сигналом к стремительному натиску. Они осмотрели хлев, конюшни и сеновал, издавая все более и более пронзительные звуки.
— Я думаю, что это победа, — сказал едва слышно Кантен, от волнения почти лишившийся голоса.
Но этот краткий миг счастья побледнел от новых тревог. Кантен начал вдруг волноваться за наш грузовик.
Я старалась его успокоить: перевозчики, без сомнения, остановились по дороге, чтобы пропустить стаканчик или перекусить.
Дети, закончив обследовать пристройки, двинулись за нами внутрь жилища. У лестницы были узкие ступеньки, и, чтобы подняться в дом, Кантен взял Иоланду на руки. Мы открыли ставни, скрипевшие, как потревоженные вороны, и вскарабкались на следующий лестничный пролет, чтобы выйти на простор чердака, вид которого заставил мальчиков замереть с открытыми ртами. Они осторожно продвигались по необозримому полу, освещенному шестью слуховыми окошками. Старая мельница отдыхала под кровлей, как потерпевший крушение корабль. В бесчисленных нишах, выдолбленных в каменных стенах, были размещены гипсовые фигуры святых, обложенные соломой. Поль заскользил вокруг мельницы и, очарованный, воскликнул: