Что-то не так.
Проходясь гибкими жгутами-манипуляторами своей воли по разросшимся ветвистым каналам в теле потомка я ощутил нечто новое, что-то, чего раньше не было, что-то, чему я не мог дать названия, ибо никогда с таким не сталкивался. И к моему безграничному удивлению, подарок от Темного бога не зародился где-то в физическом или энергетическом теле Крюкова. Нет, он набух драгоценным камнем, темным рубином, отливающим свежепролитой кровью, в моей душе, черной душе Хозяина Чудовищ.
Я протянулся к этому уплотнению.
Оно походило на тугую пленку мембраны, ведущей в никуда. Упругая, влажная, она поддалась под весом моих помыслов, расходясь в стороны, образуя проход, в непроницаемых, бесцветных недрах которого по кускам формировался коридор из частиц этого самого никуда и ничего. Коридор в иной мир.
Я отпрянул, почувствовав, что заигрывания с мембраной могут привести к тому, что Виктор просто исчезнет из одного пласта реальности и перенесется в другой. Но пленка не отпустила меня. Она загустела, стала липкой. Это длилось секунду, по прошествии которой она вернулась к исходному состоянию. Трещина в пространстве активировала закладку Отца Монстров, своеобразную инструкцию по применению. Умно, все же я не работал с такими вещями, полагаясь в межмировых переходах на ритуалы и контракты с потусторонними сущностями, существенно ограниченных в силах законами моего мира, химерология при всех своих очевидных плюсах не та отрасль магического искусства, позволяющая напрямую взаимодействовать с тканью реальности, сминая и подчиняя ее своим желаниям.
Что мы имеем?
Темно-алая щель, повинуясь моей воле, может открыться рядом со мной и даровать возможность окружающим беспрепятственно проходить туда-назад, покуда я не соизволю ее деактивировать. А мои монстры, своего рода продолжение меня, так что я могу распахнуть пространственные врата рядом с ними. Жаль, правда, что только в единичном экземпляре, впрочем, ничто не мешает менять ее местоположение.
Я не отвлекал потомка. Да и как-то не хотелось иметь чужой взгляд "за плечами". Я жаждал экспериментов, о результате которых можно будет и поговорить, благо, играясь с огнем, перегоняя его по мышцам и кровеносной системе из одной части тела в другую, Крюков подзабыл насесть на меня с расспросами, а кто этот ваш Отец Монстров, вообще такой?
Я вновь потянулся к мембране. Только на этот раз более уверенно, имея теоретическую базу из закладки. "Спящая" трещина повиновалась охотно, ни единого намека на то, что что-то может пойти не так. Это успокаивает и настораживает одновременно. Впрочем, отогнал я извечную подозрительность, личности такого калибра, как Темный, мать его, бог Химер не имеют привычки подсовывать гнилой товар и наебывать на ровном месте.
Я схватил чистым мысленным усилием активирующийся "коридор", переплетая его с одной из нитей контроля, связывающей мой разум с сознанием рыболюда из числа будущих Кладок. Я смотрел его глазами, как посреди сырого квадрата подземного помещения воздух идет рябью, украшаясь пульсирующей словно в такт биению монструозной сердечной мышцы трещиной. На трещину, правда, это походило мало, скорее на глубокое ножевое, будто полоснули чем-то по законам привычной материи. Цвет, кстати, подходящий.
Без колебаний я направляю амфибию в разлом. Он расширяется, подстраиваясь под фигуру монстра. Шаг вперед и пространство заглатывает его беззубой пастью. Краткий миг ощущения свободного падения посреди кровавой тьмы в седую вечность и солнечный свет больно бьет по глазам.
Я "осматриваюсь", вращая головой рыбла на триста шестьдесят градусов.
Это хвойный лес. Под ногами мягкая подстилка из размокшей от недавних дождей почвы и густой, сочной травы. Вода. С трех сторон деревья, с четвертой бледно-серая озерная гладь, простирающаяся к горизонту, но не уходящая за пределы видимости, упираясь в пологий берег, плавно переходящий в поросшие кустарником и деревцами холмы.
Идеальная местность для лярв, рыболюдей и глубинных.
Контрольный тест.
Погружаю трещину в "сон". Рана на теле мироздания исчезает, рассасывается, и, о чудо! Я сохранил над рыблом полный контроль. Раньше такого не было, едва я уходил из одного мира, как моя власть над оставленными в нем творениями просто отрезалась.