-Сколько вас?
-Тридцать четыре.
Нихуево.
-Двигаем к докам, через Зеленую, там безопасно. Я прикрываю.
-Принял.
Приятно общаться с такими людьми. Как бы мне не нравилась Жандармерия, все же военная полиция, крошащяя чудовищ, далеко не то, с чем я хотел бы тесно сотрудничать, подбирать и готовить кадры они умели. Собранность, жесткость и решимость. Не будь я так искушен в темных эмоциях вида Homo Sapiens точно бы не смог учуять тщательно скрываемые нотки страха с привкусом обреченности. Ну оно понятно, люди - быдло и стадо, дай им повод и они скатятся в первобытную анархию, так что Алексей Жанович последний человек, которому стоило при своих подопечных выказывать сомнения в происходящем.
Испуганные люди вереницей вылезают из ощеренной пасти супермаркета. Некоторых тащат на руках, перебинтованы кое-как. Большая часть - безоружные гражданские, близкие к нервному срыву. Жанович с двумя потрепаными жандармами, полицай и двое бойцов 502-го, ну и мужик с карабином. Виктор с автоматом на перевес стоит у ступеней, а я с головой ухожу в координирование действий своих бесчинствующих юнитов, никто из этой колонны не должен пострадать, к сожалению. Выстраиваю безопасный коридор по Зеленой - улице имени Зеленцова, то ли ученого, то ли поэта, то ли военного, уже точно никто и не скажет. Монстры отходят, оттесняя всяких вооруженных маргиналов.
Несколько "голых" тварей, залегших за "Гастрономом" выползают из кустов и из-за перевернутых автомобилей. Пришло время разыграть небольшую сценку. Гражданские в разжиженной коробочке из вооруженных ребяток. Вращают черепами на триста шестьдесят градусов, толпятся и толкаются, благо еще не затаптывают друг друга в паническом желании выжить любой ценой.
Виктор вскидывает оружие. Стрельба все так же одиночными. Две пули в грудь внезапно появившемуся рыболюду. Испуганные крики людей, отзвук стрельбы на таком близком расстоянии болезненно стеганул по психике и барабанным перепонкам. Вояки перегруппировываются. У Жановича бледное лицо - к такому его не готовили, что делать, помочь барону, рискуя гражданскими, или продолжать движение?
Вторая и третья амфибия. Действуют как животные, просто ломятся в лобовую атаку. Пуля в шею опрокидывает самого ретивого, об его дергающееся, захлебывающееся кровью тело спотыкается следующий, на ходу поймав свинцовый подарочек в брюшину. Движение на периферии зрения. Секунда, необходимая на разворот тела и смещение прицелов жандармов с покойных рыблов на внезапно воскресшего. Между игл его зубов и в щелях жабр застряли кусочки мозга, кровавые сгустки пополам со слипшимися волосами и фрагментами кожи.
Удар. Виктор "не успевает среагировать". И широкий замах, выверенный мною до хирургической точности, полосует потомку левую часть лица. Шрамы точно останутся, в таких вопросах я спец. Четыре неровных тонких рубца, по толщине будто ножом личико подправляли. Расстояние между ними не больше сантиметра, идут от виска, едва-едва не зацепив веко и край глазного яблока, через скулу, щеку, край нижней челюсти и подбородок, самую малость не достав до губ.
Щеку, шею и воротник заливает горячей кровью. Боли не было, рану сковало тупое онемение, резонирующее от стука сердечной мышцы о клетку ребер.
-СУКА!.. - Виктор сгибается пополам, автомат остается болтаться на ремне, перекинутом через шею.
Изображая вспышку боли, он зажимает левой ладонью лицо, струйки крови просачиваются сквозь пальцы и измазывают рукав. Кровь заливает глаз, мешая видеть, щиплет, слипаются ресницы. Вкус крови во рту, она металлом растекается по ротовой полости, забивается в глотку. Еще два рыбла, тянущиеся к аристократической плоти.
Из правой руки Крюкова вырывается столб огня, толщиной с бедро взрослого мужчины, он обдает потоком напалма монстров, заставляя их упасть на землю, с диким воем катаясь по аккуратной плитке, стараясь сбить пламя. Не выходит. Горит камень и воздух. Виктор выпрямляется, шарит пальцами по разгрузке, доставая флакон уже с кровоостанавливающим. Зубами вырывает пробку и выливает на лицо. Зелье шипит и пенится на ранах, кровь густеет, засыхает неровной чешуйчатой коркой, лишающей возможность разлепить левый глаз.
-Идем дальше, - голос надтреснутый, но ровный, стараясь сдержать назревающий приступ кашля от крови в горле.
На фигуре Виктора скрещиваются взгляды. И люди покорно идут дальше, дышат ртом. Смрад, распространяющийся тугой волной от обугленных трупов разъедает слизистые оболочки ноздрей, глаза слезятся.
-С боевым крещением, потомок.
-Спасибо... пращур.
Глава 22. Ночь зверя ч. 10
Лапы глубинного сжались на ногах мародера. Он вскрикнул, даже в какой-то мере жалобно, беспомощно. Сдавленный писк сменился истошным воем, когда малоберцовые и большеберцовые кости раздробило до состояния соплеподобной кашицы, перемешав с разгибателями пальцев и икроножными мышцами. Это больно, это ОЧЕНЬ больно. Амфибия воздымает его над головой и с размахом вбивает в асфальт. Влажный хруст костной ткани и мерзостный чавк разорванной плоти. На земле перекошенной мордой мрачного идола Каменного Века остается темно-алый мазок и кожа, забившаяся в трещины дорожного покрытия.
Труп отлетает в сторону полупустым мешком. Рыболюди подхватывают измочаленное человекоподобное месиво и заталкивают в люк. Частично заталкивают, гора мертвой плоти уже выпирает из горловины канализации, после взлома квартир лярвы совсем перестали успевать оттаскивать биомассу в "хранилища". Сплошной поток тел, люди почти не сопротивлялись. Перехватили группку беженцев на выходе из Каменска. Семь человек. Двое мужчин, у одного "Грач", подобранный с тела жандарма, у второго двустволка с полупустым патронташем через грудь. Три женщины, несущие на руках детей. Если бы они шли к докам у них был бы шанс выжить, но, увы. Человек с ружьем успевает заметить движение краем глаза, разворот корпуса с одновременным вскидыванием бум-палки. Пуля в живот сгибает его пополам, ружье выпадает из рук, с лязгом бьется об асфальт. Второй выстрел под ключицу пистолетоносца. Огнестрел - крутая штука. Женщины, почти девушки, не пытались сбежать, плакали над дергающимися телами, хрипящими от боли. Рыбл не рискует, даруя каждой по спасительному хэдшоту. Детям лет по пять-шесть, не тратит на них боезапас, забивает прикладом. Кости хрупкие, деформируются, складываются вовнутрь после второго мощного тычка. Ошметки глазного яблока вместе с крошевом скуловой кости измазывает грязный свитер рыжего пацаненка. Массовик-затейник с жабрами подбирает стволы и скрывается в подворотнях. Он передаст оружие "голым" собратьям, а покойников заберет другая стая. Его же ждала охота.
Двумя улицами восточнее удар в голову почти опрокидывает другого монстра. Входящий импульс мотнул черепушку под аккомпанемент хруста шейных позвонков, но не убил, не проломил кость и не повредил мозговое вещество. Вскользь прилетело в затылок огрызком арматуры. Ребристый металл бессильно скользнул по влажной шкуре. Из глубокой ссадины медленно стекала по шее густая черная кровь. Разворот. Что я могу сказать - это было не просто смело, это было пиздец, как смело. Широкоплечий братик лет двадцати, за спиной которого сжалась в комочек сестренка.
Помянем их.
Когти полоснули защитника по запястью, зацепив сухожилия. Пальцы разжимаются и кисть повисает безвольным куском плоти. Кровь брызнула на грудь и штаны человека, рискнувшего всем ради призрачного шанса на спасение родича, перебил артерию. Второй удар фатален - сжав пальцы в подобие клина рыбл вогнал их в кожаную перепонку, натянутую между костьми нижней челюсти. Эпичного выхода из макушки не получилось, не тот размер и прочность маникюрчика, но шею разодрало знатно, вместе с языком и нёбом, сонную артерию точно зацепил. Извлечь руку из тела. Кровь бьет ручьем. Еще дышащий и захлебывающийся своими же телесными жидкостями труп отлетает в сторону от легкого толчка, пытается сохранить равновесие, зажимает рану ладонями, но падает лицом в тротуар. Пускает алые пузыри, лопающиеся на губах.