Герцог присвистнул. Вот тебе и глухая провинция! В памяти всплыли вчерашние события, испуганный голос баронета: «Отец, неужели ты отдашь меня ему?!» А мальчик не промах, попытка — не пытка. Прекрасно зная характер папеньки и его отношение к себе, мальчишка вполне мог рассчитывать на то, что тот, чисто из вредности, возьмёт и отдаст. «Делай со мной, что хочешь, только в куст не бросай!» Ай да баронет! Тут же вспомнилось и предстало в совсем ином свете, каким взглядом смотрел баронет на Ловца и как задрожал всем телом, когда тот к нему прикоснулся. Герцог думал, от страха, а оно вон как выходит. Впрочем, — герцог был с собой честным, — он сам не спускал весь вечер глаз с мага, разрываясь между ним и бароном. Вот только герцог, в отличие от наивного баронета, был достаточно опытным, чтобы понять — ему здесь ничего не светит. А проводив взглядом удаляющегося Ловца и заметив присоединившегося к нему на выходе степняка, герцог понял также, кому этой ночью повезёт больше, чем ему с баронетом, вместе взятым. Последние слова мысли направили его рассуждения во вполне определённое русло. Изначально герцог собирался уехать сразу после обеда — не хотелось оставаться в столь негостеприимном доме ни минуты, — но барона так раздражало его присутствие, что герцог не смог устоять перед искушением продлить своё пребывание здесь ещё хотя бы на день. Сейчас же к этому невинному желанию прибавился более сильный стимул.
========== Часть 3. ==========
Свидание
Не то чтобы мальчишка был в его вкусе — имей он право выбирать, герцог, скорее, предпочёл бы барона, нежели его сына. Да и баронету, несмотря на его довольно сильный и колючий характер, тоже больше подошёл бы суровый и властный мужчина: если твой отец — барон Фихтнер, склонности определённого рода вбиваются в тебя с детства, и то, что баронет, в прямом смысле слова, неровно дышит к брутальным отцовским воякам — лишнее тому подтверждение. Но мальчишка вызывал у герцога симпатию пополам с сочувствием: если твой отец — барон Фихтнер, толика искреннего участия тебе не помешает.
Герцог нашёл баронета в конюшне. Мальчишка кормил с руки гнедую лошадь яблоками и, наглаживая её свободной рукой по холке, ласково, вполголоса, ей что-то говорил. Лошадь негромко пофыркивала в ответ, норовя вместе с яблоком отхватить кормящую руку, и баронет, от переизбытка чувств, потёрся щекой о её шелковистую шею. Чему тут удивляться — с таким папенькой любой ласке будешь рад.
Эти двое были настолько поглощены друг другом, что не заметили, как герцог подошёл к ним почти вплотную. Герцог некоторое время простоял молча, не желая нарушать своим появлением эту идиллию. Первой его почувствовала лошадь. Она тихо заржала. Герцог в ответ кашлянул и вышел из укрытия. Баронет вздрогнул. Оба — мальчишка и животное — одновременно повернули в его сторону головы.
— Вы уезжаете, ваша светлость? — всполошился мальчишка, видимо, решив, что герцог явился за своей лошадью. — Я позову конюшего.
Мальчишка метнулся к выходу.
— Нет, не надо. — Герцог перехватил его за рукав. — Поначалу у меня действительно были такие намерения. Но потом, — герцог протянул к баронету свободную руку, — у меня появился веский повод их изменить.
Мальчишка отшатнулся, лошадь заржала, громче, чем в первый раз. Теперь в её ржании была скрытая угроза, словно животное предупреждало, что каждый, кто осмелится тронуть его хозяина, будет иметь дело с ним.
— Не бойся, — тихо сказал герцог, коснувшись пальцами мальчишеской скулы. — Я не сделаю тебе больно.
Он осторожно провёл подушечками пальцев по щеке баронета. Мальчишка окаменел, видимо, не в силах поверить, что человеческая рука способна не только на удар, но и на ласку. Герцог, не встретив сопротивления, взял в руку его подбородок, притянул к себе и, склонившись над баронетом, осторожно поцеловал его в губы. Баронет стоял не шевелясь, и только участившееся дыхание свидетельствовало о том, что он скорее живой, чем мёртвый.
— Я дам тебе то, что тебе нужно, — шепнул ему герцог на ухо, касаясь губами мочки.
Кобыла у них за спиной целомудренно отвернулась и, уткнувшись мордой в жёлоб с кормом, с преувеличенной сосредоточенностью принялась жевать овёс.
Герцог осыпал лицо и шею баронета осторожными поцелуями — не столько робкими, сколько изучающими, — готовый в любой момент прекратить, если его отвергнут. Тактика принесла плоды: мальчишка понемногу оттаивал и вот уже сам, несмело и неумело, ответил. Герцог переместил ему руку на поясницу, и мальчишка, выгнувшись в ней, подался ему навстречу. Руки герцога опустились ниже и сжали маленькие округлые ягодицы. Мальчишка тихо простонал ему в рот. Герцог вжался в него всем телом, и оба, нетерпеливо и требовательно, потёрлись друг о друга. Герцог, готовясь перейти к более решительным действиям, разорвал поцелуй.
— Еш-шё, — сорвалось с распухших губ баронета вместе с разочарованным выдохом, но он тут же, испугавшись своей немыслимой дерзости, поправился: — Пожалуйста, ваша светлость.
Слова эти задели герцога. Нестерпимо захотелось, чтобы мальчишка, будучи с ним, забыл самое себя, а не только дурацкий этикет, намертво вбитый в него армейской муштрой барона, растерзай его лайи.
— Вам не кажется, баронет, — хрипло выдохнул он мальчишке на ухо, — что мы уже на той стадии знакомства, когда титулы можно опустить?
Баронет от неожиданности прыснул. Герцог, не выдержав, тоже рассмеялся. Это немного сбило настрой, но зато помогло им прорваться сквозь ту невидимую грань, которая всё это время их незримо, но ощутимо разделяла.
— Идёт, — баронет, задорно тряхнув головой, улыбнулся. Герцог с удивлением отметил, что улыбка у него вовсе не змеиная.
— Ты здесь, строптивец? — В дверях, лёгок на помине, стоял барон. Герцога с баронетом отбросило друг от друга.
— Я знаю, что здесь, — нет смысла прятаться, — продолжал барон, приближаясь к ним уверенным шагом; на бароне были высокие кожаные сапоги, в руке барон держал стек. — Если ты всерьёз вознамерился пойти в конюхи, я могу это устроить.
Минутной задержки, пока глаза барона привыкали к сумраку, а сам он пробирался к стойлу, герцогу с баронетом хватило, чтобы более-менее прийти в себя, благо они не зашли настолько далеко, чтобы их мог выдать беспорядок в одежде.
— Это моя вина, барон, — покаянно сказал герцог, выступая навстречу барону. — Я искал свою лошадь, и баронет любезно…
— …проводил вас в противоположный конец конюшни, — невозмутимо докончил барон.
— Мы с баронетом не были уверены, куда именно её отвели, — нашёлся герцог.
— А у конюхов спросить, я так понимаю, было нельзя? — Барон быстрым цепким взглядом окинул просторное помещение конюшни, в которой, не считая лошадей и их самих, никого больше не было. — Да, вижу, что понимаю я правильно, — резюмировал он. — Впрочем, этого следовало ожидать. С тех пор как мой сын возомнил себя конюшим, эти бездельники совсем от рук отбились.
Баронет кусал губы — видимо, пытался скрыть следы преступления более серьёзного, чем то, в котором его обвиняли. Герцог, не в силах противостоять холодному немигающему взгляду и спокойному размеренному тону барона, заворожённо молчал.
— Не волнуйтесь, герцог. — Барон, поигрывая стеком, повернулся к герцогу. Герцог усилием воли подавил желание склонить голову. — Виновные будут наказаны. — Герцог сглотнул. — Включая моего сына. — Подняв кончиком стека подбородок баронета, барон выразительно на него посмотрел. Баронет затаил дыхание, герцог глубоко вдохнул и шумно выдохнул.