— Безусловно нет. Разве моя новая экономка, образец деловитости и эффективности, может что-то упустить? — насмешливо протянул Джек.
— Самое главное, внимание к деталям, — напомнила она елейным голоском. — Желание хозяина дома — закон для его служащих.
— А, это еще один…
Элла перебила его громким восклицанием.
— О! Я позволила себе недопустимое замечание? Или неподобающий тон? Может быть, чуточку слишком почтительный? — спросила Элла, понижая голос и хлопая ресницами. Она совсем забыла об Айане. — Это всего лишь вопрос равновесия. Так трудно придерживаться верного тона, не правда ли? Уважение, почтение, подобострастие — грань между ними так тонка, очень легко взять неверную ноту. Кого же мне это напоминает? Ах да, вспомнила! — Элла вошла во вкус, Джек попытался что-то возразить. Но она отмахнулась от него повелительным жестом. — Мы учили в школе такое стихотворение, называется «Немая невинность». Учитель может рвать и метать хоть до второго пришествия, но пока ученик не раскрывает рта, его нельзя наказать за дерзость. Разумеется, у него все написано на лице, но это же совсем другое дело. Ах, простите, сэр, я слишком заболталась. Кажется, я снова забыла свое место.
— Вы все сказали?
— Ну, если уж вы спросили, сэр…
— Довольно! — взревел Джек, хмурясь в притворном гневе.
Элла ответила со столь же наигранным ужасом:
— Да, конечно, сэр, как скажете. Я уже говорила, ради хозяина дома…
— Эл…
Тактичное покашливание Айана вовремя напомнило им, что они не одни и что Джек чуть не выдал ее настоящее имя. И не только имя, осознала Элла, быстро посерьезнев. Айан Сэмпсон далеко не дурак, он знаком с прошлым Джека. Если он обо всем догадается, много ли пройдет времени, прежде чем шокирующие подробности достигнут ушей Флисс? Элла снова испытала неловкость, вспомнив, как Айан и Флисс вдвоем сидели за столом, причем для партнеров по деловому обеду их головы и руки находились недопустимо близко. Удивительно, сколько дел им срочно потребовалось обсудить в отсутствие Джека! Задумавшись, Элла совершенно пропустила момент, когда Айан собрался уходить.
— Уже убегаешь, Айан? — спросил Джек. Лишь услышав это, Элла запоздало осознала опасность и торопливо поднялась. — Но еще совсем рано, — добавил он, насмешливо растягивая слова и выразительно покосившись на часы. — О, не объясняй, дай-ка я сам догадаюсь, куда ты торопишься. Может быть, в деревенский бар? Помнится, там еще работает некая пышногрудая блондинка? — Усмешка Джека стала еще шире. — Что ж, надеюсь, она того стоит.
— Стоит, стоит, — заверил Айан. Он покосился на Эллу, явно приготовившуюся к бегству, и сказал: — Но я не хотел портить вам вечер.
— Не беспокойся, не испортишь, — беспечно заверил его Джек.
В наступившей тишине старинные часы в углу пробили время, когда Кэти должна была уходить домой. Элла с тоской подумала, что укрыться за четырьмя стенами, в безопасности своего дома, было бы сейчас совсем неплохо, хотя в ее случае речь шла не о настоящем доме, а о квартире экономки. Конечно, квартиру под лестницей нельзя было считать надежным убежищем, но даже она вдруг стала казаться Элле недосягаемой.
Джек улыбнулся.
— Садись, Элла. Хочешь еще кофе?
Приняв молчание за согласие, он наполнил ее чашку и поставил перед ней на отполированный до блеска столик, стоявший рядом с ее креслом.
Чувствуя, что ее переиграли, Элла вернулась на место. Она так торопилась покончить с кофе, что обожгла язык. Несмотря на то что гостиная по размеру вполне могла соперничать с небольшим теннисным кортом, обстановка становилась пугающе интимной. Поздний вечер. Элла и Джек наедине. Светская беседа почти не о чем — не обсуждаются даже предстоящие съемки. Элла украдкой взглянула на часы: пора спать.
При воспоминании о кровати щеки ее вспыхнули. Она уже провела несколько беспокойных ночей под одной крышей с Джеком, ворочаясь в своей на удивление роскошной кровати и думая о нем, вспоминая, грезя… Нет, пожалуй, узкое жесткое ложе гораздо предпочтительнее для нее.
Элла покосилась на Джека из-под полуопущенных ресниц. Нет ничего страшного в том, чтобы не спеша подняться, пожелать Джеку доброй ночи и спокойно удалиться, мысленно уговаривала она себя. Чего ей бояться, в конце концов? Разве что вот этого голодного огня в его взгляде, откровенного неприкрытого желания…
— Элла…
— Спокойной ночи, Джек, — тихо пробормотала она, направляясь к двери. Ноги почему-то отяжелели, словно налились свинцом, а сердце колотилось как бешеное.
Джек стремительно и бесшумно шагнул наперерез, и его мощная фигура загородила дверной проем. Элла растерялась от неожиданности. Резко остановившись, она подняла на него глаза.
— Пропусти, Джек, — умоляюще проговорила она. — Дай мне уйти.
— Ты именно этого хочешь? — хрипло прошептал Джек. Но он не сдвинулся с места, просто стоял и неотрывно смотрел на нее своими голубыми глазами, взгляд которых, казалось, проникал в самую душу. Ни слова, ни звука, ни вздоха. А затем Джек медленно поднял руку и, едва касаясь, провел кончиком пальца по ее щеке.
Элла отпрянула как ужаленная.
— Нет, Джек! Нет!
Но Джек не слушал, его руки крепко сомкнулись вокруг Эллы, и ее тело тут же предательски отреагировало.
Глава 8
— Какая же ты удивительная женщина, — простонал Джек. В следующее мгновение его губы жадно приникли к впадинке у основания ее шеи, пальцы заскользили вверх и вниз по бугоркам позвоночника, обжигая Эллу даже через одежду.
— Ох, Элла, моя Элла, — бормотал Джек низким грудным голосом. — Удивительная моя!
Оказавшись вдруг в тисках чувства, которое она считала давным-давно умершим и забытым, Элла затрепетала, тело ее ожило, вспомнило прикосновения Джека так живо, словно и не было этих восьми лет. Она вспомнила все: желание, любовь, жажду.
Она любила Джека, никогда не переставала любить и желала его до слез, обжигающих веки. Испугавшись вдруг, что Джек почувствует на ее щеках соленую влагу и сделает неверные выводы, Элла закрыла глаза и, покачнувшись, уткнулась лицом в его грудь. Она задохнулась от его близости, внутренний жар, охвативший ее, заставил кровь закипеть в венах. Чувствуя ее реакцию, Джек прижал Эллу еще крепче. Руки его распластались по ее ягодицам, настойчиво прижимая к нему. Элла почувствовала, как в бедро ей упирается его твердая плоть.
Элла истосковалась по любви, как засохшее растение по влаге, она так давно в последний раз занималась любовью, что почти забыла, когда это было, а Джек знал все тайны ее тела даже лучше, чем она сама. Это было безумием, но таким сладким безумием, что Элла заглушила все возражения разума.
— Джек! О Господи! Джек! — простонала она.
Губы Джека завладели ее ртом, и его язык скользнул в теплые влажные глубины, встретился с ее языком и вступил с ним в дразнящую игру, то обвивая его, то отступая, то вновь устремляясь в глубину.
— Джек!..
— Тебе не нравится? — прохрипел он, а потом начал покусывать ее верхнюю губу, отчего все тело Эллы пронзали огненные стрелы.
Джек не стал дожидаться ответа, он рассмеялся низким грудным смехом, его ладони обхватили ее лицо, а большие пальцы легкими прикосновениями очертили контуры скул. Глаза их встретились, и время перестало существовать, казалось, даже сама Земля остановила вращение.
Но в нем чувствовалось какое-то сомнение, слабое, едва различимое, как крошечное прозрачное облачко в бездонно-синем небе. Да, Джек желает ее, но — о, чудо! — высокомерный и надменный Джек Кигэн испытывает неуверенность.
Элла улыбнулась, облачко растаяло, и Джек, склонив голову, со стоном вновь припал к ее губам.
— Элла, я хочу тебя, — выдохнул Джек прямо в ее ухо.
Безумие! — отчетливо промелькнуло в мозгу Эллы в краткий миг просветления. Но желание все нарастало, становилось все нестерпимее, горячие волны поглотили и заглушили слабый голос разума. То, что происходит между нею и Джеком, слишком хорошо, чтобы быть неправильным. Она любила его и будет любить до конца своих дней. Не может быть неправильным то, что так восхитительно.