— И не уйду! — пробубнил из угла Мишка и упрямо шевельнул при этом толстенькими плечами. — А посуду мыть все равно не буду.
Олежка начал понемногу разбираться в ситуации. Марина, продолжая прерванное занятие, принялась расчесывать гребнем свои длинные каштановые волосы.
— Вся эта убогая комедия, — глянула она из высокого зеркала на Олежку, — носит название: «добровольный изгнанник, или забастовщик в углу»…
На чью сторону встать, Олежка для себя пока не решил, Мишка, разумеется, друг, его надо бы поддержать, но в то же время заточить себя по собственной охоте в угол — просто глупо. Если уж только довела его своим воспитанием до того, что соображать перестал. Она может довести, не меньше брата упрямая. Вон какие волосы себе красивые отрастила, до пояса, а Мишку обкарнала, как баранчика. Мать с отцом не могли уговорить его постричься, а она взяла ножницы и отхватила ему полчуба. Всю красоту. Что оставалось делать — пришлось идти в парикмахерскую.
— Посуду, что ли, не хочешь мыть? — с ноткой осуждения спросил Олежка.
— Принципиально дело не в посуде, — перевязав волосы на затылке лентой, уточнила Марина. — Хоть немножко-то можно попытаться руководить собой? Ну, никаких усилий! Проснулся, поел, гулять пошел, снова поел, спать лег. Так день за днем. Когда же человеком начнешь становиться?..
Видно было, что Марина, как старшая, очень сознательная сестра, восьмиклассница, отличница, села на своего любимого конька. В общем, Олежка спорить бы с ней не стал: правильно говорит — совсем обленился Мишка. Только чего долго тут говорить — делать надо.
— Посуда! — усмехнулся он. — Да ее вымыть-то пять минут. А разговоров!
— И я его убеждаю, — кивнула Марина на брата, — ровно пять минут.
— Ага, пять! — отозвался из угла Мишка. В голосе его слышалась обида: Олег, друг, и тот против него.
Марина подбоченилась:
— Странно ты рассуждаешь! Будто не ты пачкал и чашку, и тарелку, и ложки!
Олежка вдруг посмотрел на часы. Круглый блестящий маятник не спеша раскачивался за стеклянной дверцей. Он сознавал: Мишка его поступок может расценить как измену их дружбе, но так Олежке почему-то весело стало, что он сказал:
— За пять минут космический корабль три тысячи километров пролетает. Где ваша посуда? Отмечайте время…
И еще Олежке хотелось доказать что-то Мишке, досадить. Столько кругом интересного, а он в угол себя поставил. Добровольно. Ну, не дурак ли!
Марина могла бы запротестовать — для чего, мол, чужой человек будет мыть их посуду, а она — молодец, видно, все поняла, что Олежка чувствовал, и даже в ладоши захлопала:
— Здорово! Олег Соболев ставит мировой рекорд!.. Ура рекордсмену!
Каково было Мишке! Стоит в противном своем углу, а из кухни доносятся голоса, смех, шум воды, звенит посуда. Посопел, повздыхал «изгнанник» и осторожно двинулся к двери.
Когда через четыре минуты последняя чайная ложка, вымытая под струей горячей воды, звякнула на столе, Марина снова захлопала в ладоши:
— Колоссально! Рекорд века!
А рекордсмен лишь пуще разгорелся на работу — схватил в углу тряпку и мигом вытер под раковиной.
— Где у вас веник?
Тут уж Мишка заволновался не на шутку. На правах законного хозяина квартиры он принес из передней веник и, ни слова не слазав, принялся не очень умело подметать пол.
Согнав все крошки и соринки в одну кучку в центре кухни, Мишка поднял наконец круглые, сконфуженные глаза на сестру и Олежку, почтительно следивших за его работой из дверей.
— Я бы не мог, думаете, за четыре минуты вымыть? Может, и скорей даже… Если бы захотел, — добавил Мишка.
— А ты захоти, Мишенька, — ласково попросила Марина.
— Ага! Если бы не заставляли…
Олежка испугался, что Марина снова возьмется за воспитание брата.
— А вот кто знает, — задал он общий вопрос, — сколько тигр съедает мяса?
— Хочешь получить приз за участие в телевикторине? — спросила Марина.
— Была передача про тигров? — в свою очередь живо заинтересовался Олежка. — Когда была?
— Не знаю. Я наугад сказала. Ведь неспроста же тебя волнует тигриный аппетит?
— Неспроста, — подтвердил Олежка и, не в силах дальше испытывать терпение хозяев, улыбнулся. — Может, на следующей неделе в гости приведу его к вам.
— Кого?! — Под очками Мишкины глаза сделались круглыми, как пуговицы.