— Цветная, — уточнил Драмжер.
— И прехорошенькая, — добавил Крис.
— Вы хотите сказать, мистер Максвелл… — Бингем поспешно вытер губы тыльной стороной руки.
— Что если вы пожелаете, Дульси будет ждать вас, когда вы соблаговолите подняться в отведенную вам комнату.
— Боже правый!
— Замечательная традиция, которую я испытал на собственном опыте, — сказал Крис, вставая.
— Что ж, если вы советуете, дружище, то мне придется отведать этого блюда. Цветная девушка! Вот это да! Говорят, они горячее, чем крюки в аду! Благодарю вас, мистер Максвелл, благодарю, сэр! Я, конечно, уже не молод, но и я сумею оценить вашу традицию по достоинству. Черные груди! В жизни такого не видывал! Вот что значит настоящее гостеприимство, мистер Максвелл!
— В таком случае, полковник, я оставляю при вас Криса на правах хозяина. Он проводит вас в вашу комнату, а я схожу за Дульси. Доброй ночи, полковник, доброй ночи, Крис!
Драмжер пропустил их вперед и подождал, пока они поднимутся наверх. Полковник едва не подпрыгивал от нетерпения, и Драмжер испытал отвращение от зрелища разыгравшейся старческой похоти. Потом он поспешил в кухню, где застал Дульси за столом в обществе Онана, Валентина и Джуда.
— Живо наверх, в комнату полковника, Дульси! Ишь, расселась! — Драмжеру доставляла наслаждение простецкая речь. — Развлечешь белого старичка. И смотри мне, не отлынивай!
Она скривилась.
— Толстый, старый, ни на что не годный! Где Мадильда? Почему не она? Я бы предпочла тебя. — Она призывно улыбнулась.
— Мадильда занята. Что еще за вопросы? Делай, что я тебе говорю. Со стариком будет немного хлопот. Пошевеливайся!
Он стащил ее с табурета и обернулся к Валентину со словами:
— Ты мне сегодня не понадобишься. Я разденусь сам.
Он вышел во двор, освещенный луной, и бодро зашагал в сторону поселка. Скоро он перешел на бег. Он мчался, как ветер, подражая предкам-хауса, торопившимся в заросли тамариска, окружавшие их африканскую деревню. В этот раз он не разочарует Мадильду! Черт, только бы утерпеть! Он припустился еще быстрее и остановился, чтобы отдышаться, только один раз — на холме, неподалеку от торчащего, как грозящий палец или символ ночных утех, отцовского обелиска. Пробегая мимо материнской хижины, он заметил Занзибара.
— Ждет, ждет! — Занзибар прищелкнул языком. — Уже час, как она там. Заждалась тебя, Драмжер. Тебе осталось поднести спичку — и знаешь, как бабахнет!
Драмжер ответил ему стоном. Роль хозяина Фалконхерста имела свои преимущества, но в этот вечер ему хотелось снова превратиться в прежнего Драмжера. В неистового Драмжера!
44
Миновала полночь. По небу неслись тучи, то и дело закрывающие тонкий лунный серп. Драмжер ежился перед закрытой дверью бывшего бенсонского извозчичьего двора. Он остался один — Крис и Бингем вошли внутрь, — однако его не покидало чувство, будто за ним наблюдают чужие глаза. Подчиняясь наставлениям Бингема, он трижды постучался в дверь, помедлил, постучал еще четыре раза. Из-за двери спросили замогильным голосом:
— Кто там?
На короткое мгновение Драмжера парализовал страх. Что, если его ждет смерть? Что, если это ловушка, подстроенная для того, чтобы отнять у него Фалконхерст? Но нет, разве Крис Холбрук не его друг? С другой стороны, почему он так уверен в его дружбе? Ведь Крис Холбрук — белый, а разве белый способен на искреннюю дружбу с черномазым? А белая женщина? Софи — его жена, но можно ли назвать ее его подругой? Или взять Бингема: что ему известно об этом пройдохе, кроме того, что он горазд болтать? Драмжеру захотелось сбежать, спрятаться, оставить белым всю свою недавно обретенную цивилизованность, найти убежище среди людей своей расы. Никогда еще он не был так одинок, так напуган. Ему следовало внятно ответить на прозвучавший из-за двери вопрос, но он сумел лишь прохрипеть:
— Друг и соратник Союза.
До его ушей долетели грубый хохот и слова:
— Чертов ниггер сейчас обделается от страха!
Затем снова раздался замогильный голос:
— Входи, друг.
Дверь распахнулась, невидимые руки втянули Драмжера в помещение, дверь захлопнулась. Внутри было почти так же сумеречно, как снаружи. Горела всего одна свечка, и то такая тусклая, что Драмжер почти ничего не сумел разглядеть. В бывшей конюшне все еще сильно пахло конской мочой; к этому запаху примешивался запах попротивнее: белые обильно потели. Чьи-то пальцы ухватили Драмжера за локоть, и знакомый голос прошептал ему в самое ухо, заставив воспрянуть духом:
— Не бойся, Драмжер, мы все через это прошли.