Его огромная фигура выдавала немереную силу, но на красивом, хоть и жестоком лице не было ни малейшего выражения. Он подчинялся только телесным побуждениям. Будучи голоден, он набрасывался на пищу; испытывая сонливость, заваливался спать; ощущая потребность в женщине, хватал первую, подвернувшуюся под руку, швырял ее наземь и получал свое. Он дрался, когда хозяин устраивал для него бои, и почти всегда выходил победителем благодаря напору, гигантскому росту и бычьей силе. В боях он получил совсем немного травм: у одного уха недоставало мочки, один мизинец был свернут, на лице и теле красовалось несколько шрамов, но этим все и ограничивалось, хотя он провел примерно два десятка боев, принеся хозяину больше тридцати тысяч долларов. Он был одной из достопримечательностей плантации Фалконхерст — знаменитым борцом Хаммонда Максвелла, чистокровным выходцем из племени мандинго — и вместе с плодородными полями и шестьюстами рабами, выращиваемыми для последующей продажи, обеспечивал славу хозяина.
Сейчас Старину Уилсона мучил голод. Он уставился на деревянную миску, в которую Жемчужина накладывала овсянку, с удовлетворением отметил, что она не поскупилась на свиной жир, и приступил к насыщению, смакуя еду и благодарно поглядывая на мать.
Драмжер ел не так жадно, однако умял не меньше Олли. Уступая единоутробному брату в размерах, он, несмотря на юность, почти не отличался от него телосложением. Впрочем, он совсем не походил на него лицом. Старина Уилсон был силен и красив, как истинный дикарь-африканец: приплюснутый нос, широкие ноздри, толстые губы, хотя кожа у него была не черная, как у жителя джунглей, а приятно-коричневатая, с рыжеватым оттенком. Что до Драмжера, то в его облике не было ни капли дикости, присущей Старине Уилсону: его более короткий и менее приплюснутый нос шел прямо от переносицы, как у классической греческой статуи; ноздри у него были более чуткие и не такие раздутые. Глаза темно-карие, почти черные, и не так глубоко посаженные, как у Олли, а губы — полные, темные, влажные — отличались капризным рисунком; зубы у Драмжера были белые и ровные. Кожа светлее, ярче, чем у брата, с медным отливом. Но главная разница заключалась в волосах: голову Олли венчала грубо нахлобученная копна жесткой спутанной шерсти, у Драмжера волосы, напротив, блестели и свивались в плотные завитки, которые приходилось подстригать не реже раза в месяц.
— Как ты думаешь, масса Хаммонд продаст меня в этом году? — спросил Драмжер у Олли, не надеясь на ответ, однако, к своему удивлению, услыхал:
— Не знаю, парень. Вот мне хотелось бы, чтобы меня продали. Тут всех продают, кроме меня. Смотрю, смотрю, как они уходят, а сам ни с места. Почему так, мать? — В его вопросе прозвучало любопытство.
— Потому что ты — бойцовый негр массы Хаммонда. Он забавляет тобой друзей, когда они приезжают к нему погостить. Он знает, что тебя невозможно победить, и зарабатывает на тебе деньги. Понял?
Глядя на Олли, можно было наблюдать, как медленно ворочаются у него мозги. Сперва у него зарождалась смутная мысль, он долго обдумывал ее и только потом облекал в слова.
— Значит, если я не стану больше драться, масса Хаммонд меня продаст?
— И думать об этом забудь, Старина Уилсон. Только попробуй мне! — Люси пригрозила ему своей палкой. — Если вздумаешь обмануть массу Хаммонда, то познакомишься вот с этим. Я тебе наставлю шишек! Ты взгляни, что сделал для нас масса Хаммонд: у нас своя хижина, нас не продают. А нами, мандинго, только бы и приторговывать! Ведь ты — чистокровный мандинго, учти это, парень. Последний на свете. Вот Драмжер — уже не такой. Он полукровка: его отец был наполовину хауса царских кровей, наполовину белый. Масса Хаммонд говорит, что хауса ничем не хуже мандинго, но на самом деле это не так. Какое там! Вот мы — настоящие мандинго: я, Жемчужина и ты.
— Старина Уилсон — красивый парень. — Жемчужина любовно погладила старшего сына по жестким волосам. — А Драмжер еще красивее, пусть он и не мандинго.
Она привалилась к дверному косяку, приложив ладонь ко лбу козырьком.
— Масса Хаммонд едет! Хватит лопать овсянку. Вон из хижины!
— Как мне хочется на него посмотреть! — Старуха Люси сделала попытку спустить на пол скованные ревматизмом ноги. — Хозяин никогда не забудет старую Люси. — Она рухнула на подушки, так и не сумев подняться.