— Ты совершенно прав. — Мадам кивнула, пристально глядя на него. — Ну и?..
— Я понял, что истинная причина таких переводов — контрабанда, которой Лео занимался многие годы, и довольно успешно.
Довольная Мадам по-девичьи радостно и ликующе вскрикнула.
— Я всегда говорила, что ты исключительно мыслящий человек, Саймон! — тепло похвалила она. — Я так рада, что ты меня не разочаровал!
— Не исключено, у меня еще будет возможность это сделать, — предостерег ее Саймон. — Это были… наркотики?
— Боже милосердный, нет! — Мадам была неподдельно потрясена таким предположением. — Это было бы слишком безнравственно!
— Мне доставило облегчение, что вы это сказали! — сухо заметил он. — Тогда, я полагаю, бриллианты?
Мадам кивнула.
— Мы, Тревейны, всегда имели слабость к алмазам, — спокойно пояснила она. — Возможно, потому, что для нас это счастливые камни.
Саймон ничего не ответил, и губы Мадам скривились в насмешливой улыбке.
— Что я вижу, Саймон, ты шокирован! — упрекнула она его. — Ты, Тревейн!
— Не настолько, как если бы это были наркотики, — признался он. — Но все же это тоже преступление. Это…
— Это только нарушение искусно выдуманных законов, по которым наше расточительное правительство может нас обкрадывать, — перебила Мадам с пылом. — Мы грабили… да, обкрадывали! Нет иного слова для этого. Но мы обкрадывали в ответ на то, что обкрадывали нас. Это вполне логично! — И, видя, как застыло лицо Саймона, она продолжила: — Кроме того, наши люди оказались на грани голода. Что-то нужно было делать. И Лео купил «Баклан»…
— Да, со своими радаром и скоростью он, очевидно, сыграл немалую роль в этом деле, — вставил Саймон. — На безопасном расстоянии отсюда Лео встречал, как я полагаю, другой корабль. Тогда и передавались алмазы…
— Лео сам плыл от одного борта к другому, — кивнула Мадам. — Даже если бы их засек другой радар, они были далеко друг от друга, на расстоянии слышимости голоса. Очевидного контакта не было.
— После этого в дело вступали банки лобстеров, — предположил Саймон.
— Совершенно верно. Камни хорошо запаковывались и закреплялись в одной из банок с фальшивым дном. Затем, по дороге домой, «Баклан» забирал банки, выставленные раньше, и ставил новые. Ту, что с бриллиантами, оставляли в устье реки, как будто поврежденную, чтобы можно было забрать ее якобы для ремонта.
Мадам сделала паузу, и Саймон спросил:
— А затем?
— Через несколько недель здесь объявлялся какой-нибудь турист… люди часто выражают желание посмотреть дом. Он довольно известен, ты знаешь. И Лео позволял это, потому что, чем больше людей, тем безопаснее. Но один из них… каждый раз другой… был тем, кто нужен. Это было очень просто, правда.
— И так повторялось раза два-три в год? — подсказал Саймон.
— Примерно так, — согласилась она. — Умная схема, не так ли?
— Да, действительно, — мрачно согласился Саймон.
— Единственной трудностью было то, что, хотя Лео всегда получал назад свои драгоценности, их уже нельзя было носить, — с сожалением заметила Мадам. — Однако в наше время уже нет и тех возможностей носить подобные украшения, так что это не имело особого значения.
Саймон чувствовал себя участником какого-то ночного кошмара. Этого просто не могло быть. Люди не делают подобных вещей. И все же они это делали. Тревейны жили в своем собственном мире и считали себя вправе устанавливать свои собственные законы.
— Андреа когда-нибудь привлекалась к этим подвигам? — спросил Саймон и вздохнул, когда Мадам покачала головой.
— Нет. Лео не хотел, чтобы она была в это замешана. Хотя… — Она резко остановилась.
— Хотя?
— В последнем случае… после того, как Лео сломал руку… Она должна была занять его место, — неохотно призналась Мадам. — Только датский корабль не появился в условленное время…
— Лео выяснил почему? — быстро спросил Саймон.
— Нет. Он ждал вестей, когда… — Она сжала губы, и ее глаза затуманились.
Саймон почувствовал жалость к ней. Эта старая женщина и Лео долгие годы нарушали все правила и сбили с пути остальных, которые признавали их слово, как закон. Крепкая любовь связывала бабушку и внука, и Мадам видела в Лео свою энергию и молодость. Теперь эта связь оборвалась, и Саймону казалось, что за несколько дней Мадам состарилась лет на десять по сравнению с тем днем, когда он увидел ее впервые.
— Я сказала тебе все, что знаю, — утомленно прошептала она. — Теперь тебе решать…