Аккуратно поправив рюкзак на плече, чтобы не разбить его содержимое, Ваня нажал на звонок, предвкушая реакцию хозяина квартиры. На лице того действительно отобразилась целая серия эмоций, что для обычно невозмутимого Войтеха выглядело немного аномально. Сначала он не смог скрыть своего удивления, которое почти сразу сменилось легким раздражением, а потом – почему-то испугом. Все это длилось не дольше пары секунд, после чего Войтех вернул себе привычное невозмутимое выражение и, скрестив руки на груди, холодно заметил:
– Не помню, чтобы приглашал тебя в гости. Как ты узнал, где я живу?
– Тоже мне тайна мадридского двора, – хмыкнул Ваня. – Нагуглил. Ты же знаешь, я это умею. Так что, на чай-то позовешь? Я даже со своим. – Он дернул плечом, от чего в рюкзаке звякнули бутылки.
– Я не ждал гостей.
– Если в твоей гостиной не сидит моя сестра, то все остальное меня не смутит, – заверил его Ваня.
Войтех выразительно выгнул бровь и отступил в сторону, пропуская своего нежданного гостя в квартиру. Тот сразу занял почти все место на крохотном пятачке, гордо именовавшемся «прихожей».
– Одежду можешь повесить здесь, – Войтех махнул рукой на несколько крючков, на одном из которых висела его куртка. – И проходи.
Он сам сразу прошел в кухню, чтобы не мешать Ване разуваться. Показывать, где можно помыть руки, он не стал: в поле зрения гостя попадала всего одна дверь, которая вела как раз в совмещенный санузел и при этом всегда немного приоткрывалась.
Судя по тому, что Ваня мыл руки несколько дольше, чем полагалось, он заодно внимательно рассматривал окружающую обстановку.
– Да, хоромы-то тесные, – протянул он, появляясь на кухне спустя несколько минут.
Кухня оказалась под стать тому, что он уже видел: маленькая и простая. Никакой лишней мебели или дорогой бытовой техники, облегчающей жизнь холостому мужчине. Несколько видавших виды шкафчиков, небольшой холодильник, чайник на плите и кофеварка на стиральной машинке. И ненормально идеальный, на его взгляд, порядок.
Войтех как раз убирал с обеденного стола ноутбук и перекладывал его на маленький диванчик, стоящий у окна. Он не стал говорить, что даже такую скромную квартиру пару лет оплачивал с трудом.
– Ты к чаю своему что-нибудь хочешь? – спросил он, игнорируя замечание Вани.
– Я ж к тебе не ужинать пришел. Исключительно на чай.
Ваня достал из рюкзака несколько бутылок настоящего чешского пива и торжественно выставил их на стол. Его нынешняя пассия оказалась настолько же капризной, насколько и красивой, поэтому после возвращения из поездки в горы ему пришлось везти ее на несколько дней в Европу, чтобы искупить свое долгое отсутствие. Оказавшись в Чехии, Ваня не мог не вспомнить о Дворжаке.
– На родине у тебя был на днях, девушку выгуливал, – объяснил он, внимательно следя за реакцией Войтеха. – Дай, думаю, тебе гостинец привезу. Кстати, Прага все еще великолепна, даже в феврале. Зря не ездишь.
Войтех непроизвольно прищурил глаза. Он гадал, как много Ваня успел нагуглить про него. Выходило, что он очень вовремя озаботился официальным местом работы, если уж Ваня даже его перемещения проверил. Не зря Войтех с самого начала его опасался.
После своего увольнения из военно-воздушных сил Чехии Войтех долго не мог найти новое место в жизни. Сколько он себя помнил, он всегда мечтал быть космонавтом. Даже в военную академию он пошел с единственной целью: получить навыки пилота и затем попасть в космическую программу. За неимением таковой у своей страны, он отправился в Россию, где, благодаря связям отца-генерала, смог присоединиться к российской программе.
Полета пришлось ждать долгие пять лет, за которые Войтех освоился в новой стране, обзавелся друзьями, довел до совершенства владение языком, привык к местным нравам и обычаям. Теперь его чешское происхождение выдавали только имя и манера чуть растягивать гласные в словах.
Вожделенный полет, о котором Войтех мечтал всю свою жизнь, в конце концов состоялся и не разочаровал. Омрачила его лишь внезапно возникшая через несколько месяцев внештатная ситуация. Экипаж МКС еще никогда не был так близок к гибели. Тот момент, в который Войтех вдруг осознал, что это конец, навсегда запечатлелся в его памяти. Своих эмоций он толком не помнил, зато хорошо запомнил три вещи: пронизывающий до костей холод, мертвую тишину и непроницаемую темноту обесточенной станции.