Вдох, выдох, вдох, выдох. Почему же ей все еще не хватает воздуха? Здесь, под огромным каменным куполом, мрамором закрывающим бескрайнее небо, пахло многовековой пылью, металлом и смертью. Смертью десятков, сотен гномов, решивших принять свою судьбу без сопротивления, залечь в подземных глубинах, сделать из теплого старого дома сырую могилу. Радостных мыслей эти стены не порождали в воображении хоббитянки.
Золото блестело в скудном свете, проникавшем не то через бойницы, не то сквозь окна, которых Бонни не могла увидеть. Не потому, что те были слишком высоко для ее малого роста, но из-за того, что хоббитянка не могла поднять глаз. Она не видела, но чувствовала: дракон, пожравший сотни гномов, прячется где-то здесь, зарылся в золото и спит, наслаждаясь одиночеством. Один неверный шаг, шелест тяжелых монет, звон упавшего бокала, и тот обнаружит ее.
А потом? Смерть, смерть под его лапой, в его желудке, в пасти – разница не велика, когда итог предсказуем. Бонни сглотнула слюну, скопившуюся под языком. Передвигаться здесь было слишком страшно, сердце выпрыгивало из груди, что-то отчаянно сдавливало легкие. Хотелось тут же юркнуть обратно, вернуться в холодный каменный коридор и ждать там вместе со всеми… Только вспоминая серое лицо Торина, хоббитянка понимала, что вернуться ни с чем она не может.
И чего она вообще вылезла из норы, когда могла бы спокойно сидеть сейчас на крыльце, курить трубку, наблюдать за рассветом. Интересно, как там нора, как там соседи, Шир… Хоббитянка прикрыла глаза на секунду, чтобы в очередной раз попытаться восстановить дыхание. Вдох, выдох, вдох, выдох, нельзя забывать последовательность. Так лучше. Девушка шла вперед, мимо блестящих гор желтеющего на свету золота, мимо сундуков, набитых драгоценными камнями, мимо доспехов, валявшихся у ее ног. Бонни не взяла и монетки, понимая, что ее доля и без того велика, и станет только больше, если найти аркенстон и принести Торину уже сегодня.
Ей бы хотелось сейчас выругаться, да также грязно, как ругаются гномы, думая, что она не слышит, только кончиться это может плохо. В детстве бабушка рассказывала Бонни, что у драконов чуткий слух, и золото они чуют за тысячи миль, а человеческий шаг слышат за долю секунды до того, как ступня касается земли. Конечно же, бабушка не всегда вела себя адекватно, но сомневаться в ее словах – скверное дело, особенно сейчас, когда все знания хоббитянки о драконах кончаются ее сказками.
Бонни продолжала идти, пытаясь разглядеть в грудах золота огромный белый камень, что сверкал бы так ярко, что при одном только взгляде начинали болеть глаза. Аркенстон та представляла себе смутно, но верила, что узнает камень сразу, как увидит. Вокруг не было ни его, ни дракона, только горы из золотых монет и старинные каменные колонны-охранницы. Хоббитянка услышала, как где-то вдалеке капает вода, слышала, как ветер шумит в высоко спрятанных окнах, и успокаивалась. Выходит, не каждый звук пробудит дракона, да?
А в Шире сейчас время обеда, всюду, наверняка, слышатся запахи горячей еды, кто-то принимает гостей. Будь хоббитянка дома, сейчас сидела бы у окна, с довольным видом поедая свиную рульку. Отвлекшись на собственные мысли, девушка оступилась, неосторожно спихнула вниз старинный деревянный сундук, и тот с грохотом покатился вниз. Неподвижные груды золота пустились тому в погоню, монетка к монетке, они сползали одна за одной, словно играя в догонялки. Бонни затаила дыхание, одновременно наслаждаясь золотой пляской и пугаясь того, что последует за ней.
Монеты перед хоббитянкой замерли, остановились, где-то вдали раздавались отзвуки их движения, лавина продолжала скользить вниз. Неосторожным шажком девушка вызвала целую волну, движущую золотые склады дракона. Бонни прикрыла глаза, понимая, что пора бы ей поспешить, оставив от себя только воспоминание у этих древних колонн. Пытаясь отвлечься от страха, незваная гостья использовала давно знакомый ей прием – обратить свое внимание на нечто иное.
На своего пони, например! Бонни вспомнила о миниатюрной лошадке, привезшей ее к старой горе, уцепилась за мысли о ней с огромной охотой. Грива его была мягкой и черной, густой, как у ее кузины – Корнелии Хобб, разве что не такой кудрявой и всклоченной. Девушка улыбнулась своему сравнению, с радостью подумав о том, что сестрице оно бы не понравилось, и сильно.
Останься Бонни наверху, со всеми, могла бы продолжить свои размышления и дальше, безопасно болтая ножками, могла бы рассказать о них гномам. Только теперь, в самом сердце драконьего логова, такой роскоши хоббитянка была лишена. Вор всегда должен быть осторожным, как только аккуратность покинет его, вор быстро обернется трупом, только и всего. Вот и сейчас мечтательность принесла Бонни неприятности. Крупные, в несколько тонн.
За поисками наследия Дурина, мыслями о Васильке и Шире, она не заметила, как всего в нескольких метрах от нее заворочался дракон. Его огромный отливающий золотом глаз распахнулся, затем и второй, узкий зрачок мгновенно остановил свое внимание на незваной гостье, замершей в страхе за свою судьбу. Кто бы мог подумать, что этим непримечательным утром его ждет такой сюрприз.
– Мой сон был таким сладким… – произнес дракон тихо, но голос его эхом прокатился под куполом потолка, падая на хоббитянку с удвоенной тяжестью. – В нем я очнулся в собственных покоях и нашел под боком маленького воришку.
Хоббитянка подпрыгнула на месте, понимая, что только что произошло. Дракон оставался за ее спиной, его горячее дыхание щекотало лопатки, воздух вокруг словно стал слишком тяжелым для дыхания. Бонни осторожно, на негнущихся ногах, повернулась к говорившему, считая, что стоять к нему спиной – слишком невежливо, когда речь идет о беседе с древним злом. На лбу девушки заблестели бусинки пота, а все мысли и мечты прошли, словно их у нее никогда и не было.
– Во сне я разорвал его в клочья и отобедал, как не обедал уже давно. Не так уж сытно, но все же лучше, чем остаться голодным, – говорил дракон, поднимая голову. – А что делать с такой малявкой, как ты?
– Я… Я, простите, я не воришка, – пробормотала она, поджимая руки к груди. – Я даже ничего не взяла.
– Потому что не успела? – издеваясь, спросил дракон.
– Н-нет, – произнесла та, вздрагивая. – Я бы никогда не осмелилась.
Он говорил, а Бонни не переставала пятиться назад, преследуемая его холодным взглядом. Хоббитянка рассматривала Смауга, восторг закипал в ней, возвращая в далеко лежащие времена детства. Когда-то давно, слушая рассказы старой полуслепой бабушки, она представляла драконов совсем другими: словно ящерки, ползавшие в ее саду, разве что крылатые, да ростом побольше. Не такими крупными, не такими величественными и пугающими, не такими прекрасными, даже для безжалостного убийцы. Чешуя старого Смауга словно преломляла свет, впитывал в себя все сияние, чтобы излучать его поджарым брюхом.
Дракон поднялся, медленно. Он действовал осторожно, понимая, что юркая добыча боится резких движений и слов. Огромные крылья ящера не были расправлены, тот осторожно наклонил голову вперед, присматриваясь к девчонке. Бонни отчего-то почувствовала стыд, думая о том, что грязные после дороги русые волосы сегодня не заплела в косу, что штаны ее подчеркивают несуразно короткие ноги и широкий таз, а за рубахой видно плоское тело.
Древний ящер втянул в себя воздух, хоббитянке пришлось поддержать полы собственного пиджака, чтобы тот не угодил чудовищу прямо в пасть. И без того небольшой зрачок Смауга сузился, дракон вновь поднял голову выше, осматривая гостью со всех сторон. Бонни не могла прочитать эмоцию по его морде, но хоббитянке все же казалось, что увиденное не разожгло драконий аппетит.