Дед рассказывал -- в тот год, когда его забрали вербовщики, рекрутов считали тысячами. Кормили по двадцать человек из одного котла, содержали в чистом поле, в загородке, будто скот. Нет, сорок девять человек -- слишком мало для рекрутского набора...
Что теперь с дедом будет? Как он сейчас? Мучается, не зная ничего о Юстиновой судьбе...
Тем временем на середину двора выкатили котел, и молодец в белом переднике взялся наполнять кашей глиняные миски. Мисок тоже было сорок девять; тучный юноша не наелся, а плечистый парень с неприятными черными глазами попытался отобрать порцию у мальчика, однако встретился взглядом со скучающим стражником в углу двора -- и раздумал. Поев, Юстин приободрился; узникам дали возможность справить естественные надобности и привести себя в порядок, а потом выстроили вереницей и повели куда-то, и вскоре Юстин вслед за прочими очутился в высоком просторном зале, прохладном и вовсе не душном.
Сорок девять мужчин выстроили вдоль стены. Справа и слева стояли, поигрывая кнутами, бесстрастные воины в шелковых плащах поверх кольчуг. Юстин оказался на левой стороне неровного строя -- рядом с Акиром и мальчиком.
Откуда-то из боковой двери появился богато и неряшливо одетый человек без головного убора, с лысеющей, ловящей блики макушкой. Остановился посреди зала, окинул взглядом оробевших узников; кивнул кому-то, невидимому в проеме:
-- Можно.
Загрохотали по полу тяжелые колеса; Юстин разинул рот. Двое стражников вкатили и осторожно установили у противоположной стены тележку. На тележке помещался серебряный поднос, а на подносе возлежала, поднимая и опуская бока, необъяснимых размеров серая жаба.
Мальчик, стоявший слева от Юстина, не выдержал и вскрикнул, на полмгновения опередив общий вздох удивления и ужаса.
Юстин видел, конечно, больших лягушек, но та, которую привезли на серебряном блюде, была размером с хорошую собаку. Бока ее -- Юстин разглядел -- были покрыты жесткой седой шерстью, влажная спина поблескивала, это обстоятельство чем-то роднило гигантскую жабу и лысого человека.
Один из стражников с поклоном передал лысому простой глиняный кувшин с широким горлом. Откуда-то взялся лекарь в черном одеянии и черном же колпаке, поставил на пол объемистый саквояж, вопросительно воззрился на лысого.
-- Начнем, -- сказал плешивый надтреснутым скучным голосом. Вытащил из-за уха черное перо и нежно пощекотал жабью морду.
Дремлющая рептилия открыла оранжевые глаза. Выскочил, как на пружине, и задрожал в воздухе длинный клейкий язык.
-- Подходить по одному, -- велел стражник, стоявший справа.
И, подхватив под руку, повлек навстречу жабе того самого тучного юношу, который из бледного сделался теперь синим.
Лекарь шагнул вперед, быстро завернул тучному юноше рукав -- и блеснул ланцетом. Юноша охнул; в подставленный кем-то тазик звонко закапали капли. Юстин стоял сбоку -- и поэтому отлично видел все.
Жаба поймала каплю крови на кончик языка -- и язык спрятался. Лекарь тут же перехватил руку юноши широкой лентой пластыря; жаба совсем по-человечьи пожевала губами, потом широкая пасть открылась, и все -- лысый, стражники, лекарь, Юстин -- услышали глухое утробное:
-- Да.
Тучный юноша мягко упал в обморок. Два стражника подхватили его и уволокли в дверь направо, в то время как лысый вытащил из своего кувшина что-то небольшое, извивающееся и положил на требовательно вытянувшийся жабий язык. Прежде чем жаба сглотнула, Юстин успел догадаться: кормом ей послужил обыкновенный домохранец.
Навстречу жабе уже вели следующего -- бородатого, который отвесил Юстину затрещину. Лекарь завернул ему рукав, полоснул ланцетом -- бородатый не дрогнул; закапала кровь, жаба слизнула каплю, подумала и изрекла:
-- Нет.
Бородатого увели в дверь налево. Лысый предложил жабе домохранца, а стражники вели уже следующего Юстинового товарища, на ходу поддергивая тому рукав...
Неровный строй волновался. Кого-то, успокаивая, огрели плеткой; Юстин стоял, разглядывая жабу, пытаясь понять, страшно ему или нет.
Страшило всех одно -- непонятно, что происходит. "Да"--"нет". Как тогда, когда Хозяин Колодцев бросал монетку. Будущее возникает ежесекундно...
-- Я боюсь, -- скулил мальчик.
Акир молчал.
Все происходило очень быстро. Строй у стены таял; жаба выдавала приговор то немедленно, едва получив каплю чьей-нибудь крови, а то задумывалась на минуту, и тогда лысый доставал из кувшина очередного домохранца и начинал соблазняюще вертеть у жабы перед глазами. Прошли странное испытание первые десять человек; три было "да", семь -- "нет". Прошли испытание двадцать; восемь было "да", двенадцать -- "нет". Юстин чувствовал, как нарастает волнение; он стоял сорок восьмым, перед ним к жабе отправился Акир, и, попробовав его кровь, жаба сразу же сообщила:
--Да.
Акир был семнадцатым из тех, кто отправился направо.
Юстин двинулся к лекарю сам -- стражник просто шел рядом. Юстин протянул руку с уже поддернутым рукавом; лекарь, порядком уже усталый, полоснул ланцетом, но Юстин не почувствовал боли. Липкий жабий язык был совсем близко; Юстинова кровь, рубиново-красная, закапала в таз, брызги полетели на штаны -- жаба не сразу нашла языком летящую каплю. Наконец приняла кровь и сглотнула; Юстин ждал. В зале оставались только он -- и напуганный мальчик за его спиной (не считая, разумеется, лысого, лекаря, стражников и жабы).
Лекарь залепил Юстинову руку пластырем.
Жаба молчала. Вокруг было очень тихо. Даже мальчик не всхлипывал.
Жаба молчала. Юстину впервые сделалось страшно в этом зале -- страшно по-настоящему.
Лысый -- от него пахло сладковато и неприятно -- вытащил из почти пустого кувшина полудохлого придавленного домохранца. Юстин гадливо отстранился; домохранец был в обмороке, шесть его ножек безвольно болтались, когда лысый тряс приманкой перед полуприкрытыми глазами жабы.
-- Нажралась, -- шепотом сказал кто-то из стражников,