– Группировка Ханады не исчезнет. Она просто уходит на временный отдых. Когда Кумоторияма закончит свою карьеру, вернется Ханада. Ты возродишь группировку Ханады. А я тебе помогу.
Каору считал правильным сказать Киёмасе о своем обещании. Услышав это, Киёмаса щелкнул языком: «Все-то ему шутки шутить», – но спросил Каору о подлинности его намерений. Каору ответил:
– Важнее узнать, что думает об этом Кумоторияма.
– Да мне все равно, – сказал Кумоторияма и спросил у Киёмасы: – А есть такие, кто из сумоистов становился главарем якудза?
Киёмаса зыркнул сначала на Каору, потом на Кумоторияму и сказал:
– Я таких историй не слыхивал, но какая разница, – и налил стаканчик своим подопечным. – Группировка Ханады укладывается в зимнюю спячку. Хочу выпить с вами, пока я еще здесь главный.
Кумоторияма ухмыльнулся и прошептал Каору на ухо:
– Ну, ты даешь!
– Да ладно тебе, – спокойно ответил Каору.
Увидев такое хладнокровие, Киёмаса аж губами причмокнул и пригрозил:
– Если кто предаст того, с кем выпил, кара будет страшной.
– Знаю, – сказал Каору.
Несмотря на это, Киёмаса добавил, пригрозив:
– Если группировка Ханады не возродится, размажу, как букашку. Или ты не сын Токива?
Каору ответил с невозмутимым видом:
– Если я выпью с тобой, разве это не будет означать, что ты взял сына Токива в заложники? А тогда чего тебе беспокоиться?
– Киси, ты-то понимаешь, о чем думает твой дружок? – спросил Киёмаса племянника.
Тот ответил:
– Нет, не понимаю, – и тогда Киёмаса неожиданно рассмеялся и заявил Каору.
– А ты хорош гусь. Скажу своим лоботрясам, чтобы не трогали тебя. Если попадешь в какой переплет, скажи мне.
Киёмаса перестал сердиться.
12.7
Почему же Каору хотелось, чтобы его выставили из дома?
Сигэру позвал Андзю, рассказал ей о том, как Каору сам настоял, чтобы его выгнали из дома, и попросил разузнать, чего хочет Каору, о чем он думает. Кому как не Андзю, говорил он, удастся разбить стену, которой Каору наглухо огородил свой внутренний мир.
Андзю выбрала ясный день, когда на небе не было ни облачка, и предложила Каору прогуляться: ну зачем сидеть сиднем дома в такую чудную погоду, пойдем погуляем, как в детстве. Они проехали на велосипедах до насыпи на реке Т. М. Ярко светило солнце. Каору надел темные очки и ехал по теневой стороне. Сам он явно был где-то далеко. Андзю посмотрела на противоположный берег реки и спросила:
– Ты иногда бываешь там, где родился?
– Нет. Ни разу не был, с тех пор как мы ездили туда втроем.
– Может, поедем на тот берег?
Но Каору отказался. Похоже, ему интереснее было не то место, где он родился, а место, связанное с первой любовью его отца.
– Наверное, Куродо Нода встречался с Таэко Мацубарой где-то дальше, в верховье реки.
Вероятно, это километрах в двух отсюда. Каору позвал туда Андзю, и они поехали. Песчаный остров посреди реки, которым тридцать с лишним лет назад любовались его отец и великая актриса, устоял перед наводнением, случившимся более десяти лет назад. Поблизости открыли большой магазин, от насыпи к острову построили мост, здесь было много гуляющих. Каору и Андзю оставили велосипеды, перешли мост и оказались на острове. Андзю смотрела на освещенную солнцем спину Каору, и вдруг ее охватило нехорошее предчувствие.
– Каору! – крикнула она.
Каору обернулся, щурясь от солнца, и Андзю вдруг потеряла дар речи – так красив был брат. Так красив, что ей даже не по себе делалось оттого, что она его старшая сестра. Эта красота и вызывала нехорошие предчувствия.
– Ну, чего тебе? – грубо отозвался Каору.
Андзю глубоко вздохнула, пытаясь унять колотящееся сердце.
– Ты ведь мой младший брат, да?
Каору улыбнулся, закусив нижнюю губу, и спросил:
– А что случилось?
– Я слышала, ты сказал, будто хочешь, чтобы тебя выгнали из дому.
– Я пошутил.
– Папа говорит, у тебя был серьезный вид.
Каору фыркнул, повернулся спиной к Андзю и стал смотреть на сверкающую водную гладь.
– Я просто так сказал.
– А зачем ты говоришь то, о чем не думаешь? Отвечай честно.
– Если я отвечу честно, то, наверное, расстрою и тебя и папу.
– Расстроишь или рассердишь – не узнаешь, пока не скажешь.
Каору искоса посмотрел на Андзю и сказал обиженно:
– Хорошо бы папа согласился с тем, что я исполнил свой долг как сын Токива и могу опять стать Каору Нодой. Мне хотелось бы отдалиться от фамилии Токива и стать свободным.
– А разве, будучи Токива, ты не можешь быть свободным?
– Тебе это сложно понять, но я… – Тут Каору запнулся, вздохнул и, отбросив сомнения, выпалил: – Я никогда не был свободен.
Теперь Андзю не нашлась, что сказать.
– Я терпел эту несвободу десять лет: когда открывал холодильник и когда получал деньги на карманные расходы. И ты и мама были очень добры ко мне. Папа и бабушка журили меня, когда это было нужно. Все относились ко мне как к члену семьи Токива. Я пытался им стать, и вы все прилагали большие усилия. Но мне надоели эти усилия. Наверное, жестоко говорить такое.
Сказав то, что он должен был сказать, Каору повернулся к свету так, чтобы не было заметно, как ему стыдно, и спустился к реке.
Андзю нерешительно пошла за ним и села рядом на бетонную набережную. Некоторое время они слушали журчание реки и следили за пролетавшими птицами. Каору моргал и исступленно чесал за ухом. Тут Андзю впервые заметила это за ним. Она положила ладонь ему на спину, почувствовала мышцы и погладила его. Спина была горячая.
– Тяжело тебе пришлось, Каору, – нарочито бодро сказала Андзю, и спину Каору забило мелкой дрожью. Как в ту ночь, которую он впервые провел в доме Токива. Андзю постоянно наблюдала за тем, как взрослеет спина Каору. Когда он в одиночестве играл в парке, его спина, казалось, сгибалась от печалей, тянущихся из далекого прошлого. Сейчас его спина научилась противостоять печалям, которых – Андзю это хорошо было известно – Каору вовсе не опасался.
– Как ты думаешь, я внес достойный вклад в дом Токива?
– Глупый. Почему это тебя беспокоит? Посмотри на братца Мамору. Твердит, что все делает ради дома Токива, а на самом деле приближает его конец.
– Какое мне дело до брата? Уничтожить Токива или добиться их процветания – это его право. Отрицать Токива может только тот, кто сам принадлежит этому семейству.
– Каору, тебе нет необходимости замаливать грехи Мамору. Не думай о будущем дома Токива. Но не надо ненавидеть семью Токива. Мне все равно, как тебя зовут: Каору Токива или Каору Нода. Лишь бы ты остался моим младшим братом.
Каору хрипло сказал:
– Спасибо. – Наверное, он подумал, что Андзю не расслышала, поэтому через некоторое время еще раз повторил: – Спасибо, – как будто благодарил за что-то еще.
– А за что второе спасибо? – спросила Андзю, и тогда он извинился:
– Прости. Помнишь, когда меня первый раз положили в твоей комнате, ты сказала: «Завтра тоже можешь поспать здесь». Тогда у меня ком к горлу подступил, и я не смог сказать тебе спасибо. Меня это все время беспокоило. Прошло уже десять лет, но я до сих пор тебе благодарен. Если бы я сейчас не сказал тебе этого, наверное, опять долго не смог бы решиться.
Каору потупился и потерся лицом о плечо Андзю. Девушка никогда еще не видела Каору таким ласковым, она прижала его к груди и коснулась щекой его виска. Каору стал для нее кем-то средним между младшим братом и близким мужчиной, она не могла бы сказать, кем именно. Андзю растерялась: в ее сознании будто лопнуло что-то, в ней появились порывы, о которых она раньше и не подозревала. Казалось, стирается граница запретного, молчаливо установленная между братом и сестрой. Ей стало щекотно, как бывает, когда начинает отходить затекшая спина. Внезапно она почувствовала, как Каору гладит ее по спине левой рукой.