— Я, разумеется, тоже виноват… — начал Клод.
— Еще бы, — фыркнула Роми.
— Я имел неосторожность рассказать ей, как пытался выжить из поселка Софию, — сказал он тихо, — и, судя по всему, она решила помочь мне избавиться и от тебя таким же образом. А когда она поняла, что я неравнодушен к тебе, то лишь удвоила свои усилия.
— Теперь ты все будешь сваливать на нее! — угрюмо пробурчала Роми.
— Нет, я и в самом страшном сне не мог предположить, что Сильви зайдет так далеко, — продолжал оправдываться Клод. — И эти измазанные краской штаны она, конечно же, подбросила тебе с тем, чтобы спровоцировать нас на разрыв.
— Ночью мне показалось, что кто‑то открывал дверь в спальне, и я еще подумала, что это, может быть, твоя Сильви. Так выходит, это действительно была она? — покраснев до корней волос, спросила Роми. От одной мысли, что эта девица видела ее в постели с Клодом, она готова была сквозь землю провалиться от стыда и негодования.
— Ты не ошиблась, — подтвердил Клод. — Обещаю, что ей придется извиниться не только перед тобой, но на сей раз и передо мной, потому что такое поведение недопустимо.
Он поймал руку Роми и с мольбой в голосе произнес:
— Пойми, пожалуйста. Она ведь меня любит…
— А ты ее? — в бешенстве спросила Роми, чувствуя, что сердце вот‑вот выскочит у нее из груди от обиды и ревности.
— Что бы я ни чувствовал в отношении ее, сейчас это не имеет отношения к делу. И вообще, не могла бы ты что‑нибудь надеть? Твоя нагота слишком возбуждает меня…
— О, разумеется, могу! — угрюмо пробурчала Роми и, не раздумывая долго, надела на себя одну из его рубашек. — Теперь ты доволен?
— Да, конечно! На тебе она смотрится куда лучше, чем на мне, — сказал он. — Роми, пойми, я люблю тебя…
— А я тебя нет! — оборвала она его.
— Снова твои шуточки? — зловеще тихим голосом спросил он.
— Не люблю, и все тут! — огрызнулась Роми. — Ты занимался со мной любовью, чтобы заполучить эти проклятые коттеджи. Ты вместе с Сильви травил и преследовал меня. И потом меня просто коробит оттого, что ты можешь преспокойно жить с двумя женщинами одновременно! Возможно, я и старомодная, но в моем понимании такое поведение аморально. Короче говоря, плакали твои коттеджи. Я их тебе не продам. Пока!
— Стой! — крикнул Клод, увидев, как она двинулась к двери. — Ты никуда не уйдешь!
— Это еще почему? — взорвалась Роми.
— Потому что ты не можешь выйти в поселок с голой задницей, и босиком. Это будет неправильно истолковано, — произнес он, и уголки его губ насмешливо приподнялись.
— Ну, это уже мои заботы! — злобно заявила она. — Умей принимать поражения, Клод де Ларош. Я тебя раскусила, и игра окончена… Отпусти меня!!! — взвизгнула она, когда Клод молниеносно сгреб ее в охапку и повалил на пол.
Борьба их удивительным образом напоминала любовную игру, и Роми с ужасом почувствовала, как по телу ее разливается сладостная истома, отбирающая у нее всякую способность к сопротивлению.
— Не надо! — взмолилась она. — Клод, не мучай меня!
— Ты с ума сошла! — Белый как мел, он отпустил ее и выпрямился. — Или я спятил? Ничего не понимаю! Еще раз объясняю тебе: я не имел ни малейшего отношения к вендетте, которую затеяла Сильви. И вообще, подумай: легко ли мне было объявить тебе, что все эти гадости вытворяет из страха и ревности моя родная дочь…
— Твоя, кто?..
Клод взглянул в округлившиеся от изумления глаза Роми и с размаху шлепнул себя ладонью по лбу.
— Неужели я не рассказывал тебе, что у меня есть дочь?
— Представь себе! — раздраженно сказала Роми. — Ты упомянул, что дочка твоего босса забеременела от тебя, но чем все это кончилось… Боже! Неужели Сильви — твоя?.. Эта, юная красотка!
— Ты что, считать не умеешь, глупенькая? — нежно спросил ее, Клод.
— При чем тут мои счетные способности, если ты даже не упомянул, когда у тебя завязался роман с твоей будущей женой! Может быть, два года назад, а может быть — десять!
— Специально для тебя отыщу свидетельство о рождении моей дочери, может быть, тогда ты мне поверишь… Так вот, мне было двадцать лет, когда я женился, и Сильви родилась через два месяца после свадьбы. Ей сейчас только шестнадцать, хотя по виду и поведению можно дать и больше. Драматизм ситуации в том, что мать никогда ею особенно не занималась, и я был единственным человеком в семье, который любил Сильви до обожания. Неудивительно, что она выросла в убеждении, что я — ее собственность. Я изо всех сил пытаюсь помочь ей избавиться от такого отношения ко мне, поскольку рано или поздно ей придется жить своей жизнью. Когда она поняла, что я увлечен тобой, она обозвала меня предателем. Видела бы ты меня в ту минуту! А если учесть, что энергии и изобретательности у этой негодницы сверх всякой меры, то приходится еще удивляться, что она до сих пор не подожгла твой дом.