Он вопросительно посмотрел на меня, как бы проверяя мою эрудицию. Да, я знал этого философа. Он был когда-то очень популярен в России. Злые языки говорили, что по одной причине – он доказывал, что сознание не является физическим процессом и тем самым реабилитировал философию. Он как бы заявлял таким образом, что философия не мертва, ей есть ещё чем заниматься. Это было так радостно воспринято именно в России, потому что здесь, в отличие от Запада, где давно уже философия была в тесном союзе с наукой, философия по-прежнему носила умозрительный характер прошлого тысячелетия, и была откровенно лженаучной дисциплиной. Все, конечно, ухватились за идею Чалмерса, отечественные философы могли теперь сказать – не всё можно свести к физике, так что наша деятельность оправдана! Хотя на Западе над ним больше смеялись, чем воспринимали серьёзно.
В какой-то момент Русская церковь поняла, что идеи Чалмерса можно использовать для обоснования существования души, как единосущной Богу нефизической субстанции. Тогда Чалмерс был уже всеми забытый старик. По слухам, мы ему сделали предложение, от которого нельзя отказаться, и он крестился в православной вере, а после смерти был канонизирован. Таким образом, Дэвид Чалмерс стал Блаженным Давидом.
Отец Иоанн заметил, что я заскучал.
– Буду короче, – сказал он. – В общем, ещё в конце двадцатого века учёные научились заставлять некоторые гены кодировать нужные белки. А белки, как вы знаете, отвечают практически за всё процессы в нашем организме. Сейчас технологии намного усовершенствованы и мы можем напрямую управлять генами. Впрочем, не все гены пока поддаются такому воздействию, и мы применяем старый дедовский метод – курс правильных белков инъекциями. Что это значит? А то, что можно управлять желаниями человека. Можно поменять местами то, что ему нравится и что не нравится. Скажем, обожал мясо и вино. Сделаем так, что возненавидит, перейдёт на хлеб и воду. Любил кого-то? Разлюбит – проще простого, вообще человек перестанет понимать, как он мог что-то испытывать к этому объекту… Нравились игры, но не нравились книги? Сделаем наоборот!..
– Постойте, – перебил я, – то есть вы можете управлять любовью?
– Да это уже давно могут, – удивился он моей неосведомлённости. – Легче лёгкого – подавляются определённые химические реакции, запускаются другие, и вскоре вы уж ненавидеть будете того, кого любили. Правда, сначала конечно нужно локализовать в мозге соответствующие сигналы, области…
– Да, кстати, – обрадовался он, как будто вспомнив нечто приятное, – мы избавим вас от вашей бесовской одержимости Марией. И не смотрите так, об этом все знают, а уж мы-то и подавно обязаны знать о страданиях наших чад!
***
Я кричал, я был против. Я не хотел расставаться со своими привычками. Я спорил, я умолял, убеждал. Я доказывал, что если я изменюсь, то это буду уже не я, и что от меня не будет пользы. Отец Иоанн справедливо на это отвечал, что от меня и так не было никакой пользы, а скорее вред, и теперь будет наоборот. Ещё он сказал, что я похож на заключённого, которого хотят освободить, а тот со слезами на глазах держится за клетку.
Он был прав. Смешно, но я не хотел чтобы они заставили меня разлюбить Марию. Несмотря на то что больших страданий, чем от моей любви к ней, я в жизни не испытывал. И тем не менее я цеплялся за неё, как в самом деле одержимый.
Люди сами виноваты в том, что так много страдают – они не отпускают свои страдания, не хотят выйти из заключения. И их сложно в этом обвинять, нужна большая смелость чтобы выбрать свободу. Я бы так и не выбрал никогда, если бы это не сделал за меня отец Иоанн.
***
– Вы выйдете отсюда другим человеком, – говорит мне девушка в белом халате. Она очень мила и улыбчива.
Я на лежаке, вроде тех, что стоят на пляже. Разница с обычным лежаком в том, что я пристёгнут. Руки и ноги плотно прижаты к поверхности, так что я почти не могу пошевелиться. Это даже скорее похоже на стоматологическое кресло – уже само по себе старая психологическая пытка.
– Сейчас придёт доктор Франкенштейн, операция недолгая, – опять улыбается мне девушка.
– Вы серьёзно? Франкенштейн? – изумляюсь я.
– Да, это его фамилия… Николай Юрьевич Франкенштейн, – она перестаёт улыбаться и бросает на меня хмурый взгляд.
Видимо, решила, что я не люблю евреев.
– Всё в порядке, – поспешно говорю я, – всё в порядке. Просто я знал одного Франкенштейна… Точнее, не я знал, а…