Конан выдержал паузу. В ответ не нашлось ни единого голоса.
Король довольно ухмыльнулся, глянув на Сотти, хранившею маску отстраненности, и Арриго, имеющего вид человека, добровольно прикусившего себе язык.
— У нас один путь, — продолжил Конан уже гораздо тише и более деловито. — Морем вдоль побережья идти нельзя. Здесь по наши головы собралась целая орава кланов, только добыча ускользнула. И, возможно, досталась другим, — мрачно предположил монарх. — Так что возвращаться они будут теми же курсами, что и мы, куда бы мы ни двинулись: в Зингару или в Ванахейм. Идти по лесам — еще большая глупость: нас подстерегут дозоры не в первой, так в следующей деревне. Остается одно: подняться вверх по этой речушке, пока можно, потом перевалить плоскогорья, а уж там рукой подать до Черной реки.
— Сколько это займет, Конан? — не выдержал-таки Арриго.
— Полагаю, Норонья будет числить тебя еще живым, а не без вести пропавшим, — высказал свое мнение Конан. — Одну луну, — пояснил он для всех.
— На базарной площади Мерано раз десять успеют спалить мое чучело, — по обыкновению жизнерадостно высказался Сотти. — А как ты полагаешь, Конан, далеко ли можно уйти по этому ручью?
— Реки в пуще могут течь вот так лиг сто и забираться очень высоко, — ответил киммериец.
— Следует заметить, — вмешался Евсевий, — что эта река священная. Посему должна быть чем-либо замечательной, помимо дивной чистоты воды. Либо своей длиной, либо…
— Либо краткостью, — быстро прервал пустившегося в пустопорожние рассуждения ученого Бриан Майлдаф. — Вы все рядитесь тут сколько вам заблагорассудится, а я отправляюсь вместе с королем Конаном, — заявил горец тоном, не терпящим возражений. — Ваше Мерано никуда не пропадет, а у меня три сотни овец в Темре, и сторож — старый пьяница Моддермотт. Прикажете мне тут слушать про вашу базарную площадь?
Похоже, видавший виды Сотти давно не слышал такой замечательной отповеди. На лице человека, во многом уставшего от жизни, появилось подобие оживления.
— А он знает, о чем говорит, — поддержал Майлдафа аргосец. — И мечом своим он не одну голову снес, — Сотти, прищурясь левым глазом, выстрелил в горца хитрым взглядом. — Король Конан. — Месьор Мерано чинно и с достоинством склонил голову. — Обязуюсь выполнять твои приказания в течение всего нашего пути до западной границы Аквилонии, как если бы я был рядовым подданным Тарантии. — Он преклонил левое колено. — Прими мой меч, если ты признаешь эту присягу.
— Принимаю твой меч, Сотти, месьор Мерано. Конан понимал, что умный аргосец и тут не упускает случая обнаружить какую-либо слабость в позиции тарантийского монарха. Но Конан выучил правила этикета и знал, что не ошибется ни словом, ни жестом.
Одно было досадно: время уходило на пустяки. Не очень верилось в то, что Сотти останется верен присяге. А ведь теперь придется выслушать то же самое от Арриго, иначе Зингара окажется обиженной.
«Великий Кром! — подумал король. — Какая же грязь эта политика! И сколько отнимает времени!»
— И возвращаю сей клинок тебе, дабы с честью исполнил ты сию присягу. Я же заверяю верного рыцаря своего в том, что отныне и до означенного срока буду исполнять все, предписанное сюзерену законами Аквилонского королевства и рыцарской и дворянской честью.
Сотти поцеловал руку сюзерена и изящно принял клинок. Церемония состоялась.
Как и следовало ожидать, то же самое пришлось повторить с Арриго.
Когда заслуженный полководец поднялся с колен и отступил на два шага, принц Конти раскрыл было рот, чтобы обряд произвели и с его участием, и отказать принцу крови было бы совершенно невозможно, но тут бесцеремонность Майлдафа и его своеобразное обаяние в который раз сослужили добрую услугу.
— Рыцарь не тот, кто треплет о верности языком, а тот, кто вовремя делает то, что положено рыцарю, — вспылил горец, положив десницу на черен своего внушительного клинка. — Ни я, ни месьор Тэн И не совершали никаких церемоний, тем более в пиктском лесу, а король на нас покуда не жалуется. Раз уж месьора Тэн И здесь нет, и я остался единственным телохранителем монарха, то скажу, что сейчас же король и я садимся в лодку и отплываем. Если вам нравится заниматься подобной чепухой — занимайтесь!
Горец, завершив речь, стоял в ожидании. Спас ситуацию, разумеется, Евсевий.
— Ваше высочество, — обратился он к принцу, — на вашем месте — говорю это вам как месьор месьору, зане вижу в вас достойного и благородного рыцаря, — я не стал бы давать столь скоропалительную присягу, будучи молодым. То же самое и скажу и вам, месьоры, — обратился он к Родригесам.
Подхватив Конти под руку, Евсевий повел его к лодкам, продолжая вести изысканную речь:
— Ведь всем нам известно, сколь велики превратности бытия. И не будет ли разумнее, не испытав еще многого в жизни, судить о том, сможете ли вы принять на себя столь трудную обязанность, как выполнение присяги, сиречь клятвы? Подумайте, в сколь великий грех впадете вы, когда почему-либо будете принуждены нарушить условия договора? Подумайте о наследии мессантийской короны: клятва присяги сюзерену подразумевает умереть за означенное лицо, поелику возникнет необходимость. В любом ином случае вы имели бы право поступать так, как велит вам в сей момент ваше горячее и благородное сердце. Но подумайте о своем почтенном родителе и, наконец, если вас не убеждает и это, о своем народе! Лепо ли приносить присягу кому бы то ни было прежде, нежели своему народу и государству?..
Беседуя подобным образом, хитроумный тарантиец настолько смутил и запутал молодых людей, что те и не заметили, как уже были усажены в лодки.
Тем временем Конан наконец-то улучил момент, чтобы перекинуться словцом с боцманом Серхио.
— Серхио, — обратился он к моряку. — По закону, сейчас ты не подчиняешься никому, кроме себя, раз уж мы в морском путешествии — а мы уже не подчиняемся тебе, раз уж мы на суше. Поэтому ты волен плыть или не плыть куда твоей душе угодно. Но моей душе такое совсем не угодно, и я советую тебе присоединиться к нам. Идет?
— Я еще не совсем выжил из ума, — усмехнулся Серхио. — Конан, ты хочешь и от меня получить присягу? Ее не будет. Но я даю тебе свое слово. Этого тебе хватит?
— Пока хватит, — спокойно ответил Конан. — Ты можешь поручиться за своих людей?
— Только за Деггу.
— Я так и думал, — удовлетворенно изрек король. — Идем к вельберам.
Полноватому Серхио пришлось идти раза в полтора быстрее против обычного, чтобы поспеть за киммерийцем.
— Мы отправляемся, — объявил Серхио матросам, коих, помимо Деггу, было еще семеро: три зингарца, три аргосца и кушит. — Вельберы идут вверх по ручью. Команды короля Конана должны выполняться вами без промедления, как и мои. Поняли, олухи?
— Да, боцман! — сверкнув ослепительно белыми зубами, сказал Деггу.
— Во имя Митры, — присоединился к нему кушит.
«Ага, митраист, — подумал Конан. — Этот не обманет»,
Хайборийцы нестройно выразили свое восприятие указаний Серхио: заметно было, что такое двойное подчинение им не слишком нужно.
Размещение в лодках не потребовало много времени. Опорожнив и вытащив на берег ненужные теперь бочки, матросы поспешно разбили их топорами и зарыли доски и щепу в десяти локтях от места высадки: оставлять следы становилось слишком рискованно.
Вельберы — длинные и узкие прочные лодки, предназначенные для борьбы с нешуточными океанскими валами, — против не слишком упругой струи лесной речки двигались легко, подгоняемые каждый взмахом восьми пар весел.
Вскоре устье и океан скрылись за поворотом. Таинственная и враждебная пуща обступила их со всех сторон.
Только Конан и Арриго бывали прежде в этих лесах, а потому относились к ним с необходимым почтением, но без страха, присущего неопытности. Перечислить места, где Евсевий еще не побывал, было проще, чем назвать все посещенные им местности. Тарантиец внимательно разглядывал берег, камни, почву, растения — наблюдал. Возможно, именно сейчас Конан был свидетелем рождения очередного труда Хранителя Архива Путевых Карт Аквилонии.