Не вызывало сомнения, что пикты окажутся не глупее барона Полагмара и Конана и будут караулить лодки при выходе из леса или на открытом пространстве. И вряд ли лодки хайборийцев при всей их быстроте сумеют пройти девять скадиев до скал — а по извилистому ручью и все двенадцать — скорее, чем то же расстояние преодолеют бегом пиктские воины. И нельзя было забывать, что тугая струя противного течения в теснине мешала гребцам не в пример сильнее, чем сопротивление вод озерной глади.
Размышляя так, Конан позволил себе на мгновение обернуться: вельбер Серхио отставал, и отставал опасно. Нехватка одного человека обходилась дорого. Если его экипаж во главе с рослыми и привычными к гребле Майлдафом, Евсевием, Сотти, Мегисту и Конти и могучим Полагмаром еще мог рассчитывать, что уйдет от погони, то вторая лодка, в которой один лишь Деггу имел бы право зваться загребным, безусловно попадала под стрелы пиктов. А тростниковый навес уже был потерян…
Принимать решение приходилось быстро, и Конан не был уверен, что оно лучше всех. Но посоветоваться с Евсевием возможности не было: все силы ученого отбирала безумная гонка, и единственное, о чем он был способен помыслить сейчас, это как бы не сбиться с жестокого ритма заданного Майлдафом.
«До выхода из чащи они нас не увидят, — сообразил Конан. — По ручью на своих каноэ им Серхио не достать. Значит, у опушки надо, чтобы кто-то увел их от ручья. А кто может это сделать? И остаться при этом в живых?»
Выбирать было особенно не из кого: Майлдаф, Евсевий, Полагмар, Арриго… и он сам.
«Нет, — опомнился король, когда лес уже стал редеть. — Кого-то, знающего лес, надо оставить с теми, кто будет в лодках. Мало ли что, а матросы ведь пропадут, и дня не пройдет! Объясняй потом, что сталось с принцем!»
В том, что сам он и в одиночку доберется до Тарантии без больших задержек, киммериец как-то не сомневался.
Проверив, на месте ли меч, король стал ждать. Расщелина начала расширяться, ее края стали ниже. Деревья уже не стояли стеной, воюя за место под солнцем, а уступали друг другу достаточную для вольного произрастания территорию. Промежуток еще заполнял кустарник, но и он был уже не столь густым, как на склонах горы, что они недавно миновали.
Ручей вильнул влево, а затем перед ними развернулось то самое редколесье, о котором предупреждал барон. Поток змеился между пологими буграми, уходя к видевшимся такими далекими скалам. Редкие купы деревьев были раскиданы по плоской равнине, лишь изредка возмущаемой невысокими холмами и мелкими лощинами. Далеко слева лес постепенно забирал вглубь континента, образуя широкий полумесяц. Справа одиноко поднималась зеленая гора, на которую барон совершил восхождение чуть не до вершины. Затем щетинился до самого горизонта лес, лишь где-то в голубоватой дымке взбираясь на возвышенности. Впереди, за грядой скал, начинался подъем вверх, на таинственные плоскогорья страны пиктов, которые еще никому не удавалось пересечь.
— Стой! — резко приказал король, так что Бриан, не сразу сообразив, что случилось и почему вдруг королю вздумалось кричать, прервав гребок на середине, застыл, как изваяние, и лишь с трудом удержал весла, вырываемые из рук напором встречных струй.
Вслед за Майлдафом остановился Евсевий, а потом и остальные шестеро.
— Король, зачем… — начал было горец, но не гот был момент, чтобы Конан позволил даже Бриану разглагольствовать.
— Майлдаф! Евсевий! Сотти! Полагмар! Вооружиться — и на берег! Живо! Остальные — вверх по течению, и быстро!
Аквилонский король умел говорить громко, но обычно этого не требовалось. Вид рослого киммерийца, его каменное лицо с резкими чертами, словно у сурового киммерийского бога, черные длинные волосы варвара и пронзительные синие глаза, не требовал ни ругательств, на которые был гак скор и виртуозен Гонзало, ни доброжелательной мягкой язвительности, присущей Серхио, ни спеси зингарцев, ни неприступного высокомерия аргосцев. Ему подчинялись, повинуясь закону, не вписанному ни в один устав ни одной армии: закону стаи, чувствуя в нем право и правоту вожака.
Майлдаф выбирался из вельбера, важно прошествовал к берегу по колено в воде, которая прочим показалась ледяной. Горец с палашом и луком, Евсевий со сложным длиннющим ростовым луком и акинаком и Сотти с великолепным длинным мечом во главе с королем смотрелись внушительно.
Их догнал вельбер Серхио. Всем уже без слов стало ясно, что именно замыслил король, но лодки стояли, удерживаемые веслами, и ждали.
— Серхио, — только и сказал Конан. — Выньте лишние весла из уключин и положите в лодку. А тело — как там его звали? Жордао? — выбросить в воду! Это негоже, но иначе он утащит вас за собой, на Серые Равнины. Все. Мы найдем вас сами. Арриго, ты, если что, доведешь их до границы.
Арриго без слов занял место Конана на руле и был уже готов отдать команду об отплытии, как вдруг отчетливо раздались слова обещания.
— Король Конан! Договор будет заключен! Это был принц Конти. Голос его был тверд. В нем чувствовалась убежденность в готовности исполнить обещанное.
— Плывите, принц! — приказал Конак. — Иначе опоздаете к церемонии!
— Жордао — за борт! — рявкнул Арриго. — Вперед! — бросил он коротко экипажу лодки Конана.
Серхио подчинился. Деггу и Санхо перевалили мертвое тело через борт.
— Вперед! — мрачно распорядился метис. И «порой вельбер двинулся вслед за первым.
— Месьор Сотти! А вас я верну в Мессантию! — донеслось с первой лодки, ушедшей уже на два десятка локтей вверх по течению.
— Я и сам этому поспособствую, — криво усмехнулся аргосец. — Итак, сюзерен, нам предстоит воевать впятером с сотнями дикарей?
— Каждый разведчик на Западной Границе хоть раз в жизни проделывал подобное, — сдержанно пояснил Конан. И добавил: — Некоторые живы до сих пор.
— Ну, я-то обязательно выживу, бьюсь об заклад! — заявил немедленно Майлдаф. — У меня три сотни овец, и надо еще снести башку Мейкину. Я давно собирался. Он убил моего троюродного прадеда.
— Недавно у тебя было только двести пятьдесят овец, — заметил Евсевий. — Откуда взялись остальные?
— Пока мы здесь болтаем, родились еще три, — не спустил Майлдаф. — По-моему, нас уже нашли, — предположил он, как-то по-собачьи нюхая воздух.
Нюхать, правда, было вовсе необязательно: лай собак и без того отчетливо слышался со стороны озера.
Конан окинул взглядом берег.
— Вот дерево. Пристрелишь псов, — распорядился он, и Бриан, ухватившись за толстый нижний сук, легко, словно всю жизнь учился у Деггу лазить по деревьям, оказался на нем и полез выше.
— Сейчас мы разделимся, — продолжил Конан, прислушиваясь к звукам приближающейся погони. — И сделаем это так, чтобы каждого из нас они видели. Месьор Сотти пойдет вместе с Полагмаром, за ручей. Я и Евсевий — поодиночке. Евсевий — вверх по течению. Я — куда придется. Встретимся, если повезет, после заката, в том месте, где ручей входит в скалы.
— А я? — спросил откуда-то сверху Майлдаф.
— Я же сказал: пристрелишь псов. А дальше — делай что хочешь.
Кусты зашуршали. Черный кобель, вздыбив шерсть, поджав хвост и пригнув втянутую в мускулистые плечи голову, ощерившись, выбрался на поляну, опасливо попятился назад к кустам и, не осмелясь подойти близко, зарычал утробно, а потом хрипло и часто подвывая, залаял.
— Теперь они нас обязательно увидят, — убежденно высказался Сотти.
Градоначальник не боялся оравы врагов, но был напряжен перед схваткой с незнакомым противником в непривычных условиях.
Свистнула стрела. Пес взвизгнул, извернулся, пытаясь схватить зубами больно укусившее его в бок жало, упал, жалобно поскуливая, и издох.
— Собак было две, — сказал Конан. — С собаками они нас найдут; без них — может, и нет.
— Вот! — Полагмар вскинул руку, указывая на узкую прореху в стене зарослей. Оттуда злобно и одновременно боязливо горели два круглых желто-коричневых глаза. Но Майлдафу хватило и этого. Он сам не видел зверя, но заметил, куда показывает гандер. На этот раз собака не успела даже заскулить.