— Откуда мне знать. — пожал плечами горец. — Я понял только, что он вареный и съедобный.
Евсевий попробовал. Зерна крепились на какой-то жесткой несъедобной метелке, но сами напоминали одновременно и хлеб, и рис, и репу, но все же были особенными. Более же всего пришлось по душе, что зерна оказались очень сытными, и после них внутри стало тепло, будто они заключали в себе больше солнечного света, чем все другие растения земли.
Тем временем Майлдаф продолжил повесть:
— Так вот, я пошел так, как рассказывал Полагмар. Его змеюг я и вовсе не заметил бы, если бы не пнул одну из них по случайности. Она зашипела для порядка, только как-то жалобно, и уползла в кусты. В храме никого не было, а на жертвеннике я нашел все это. Ну и забрал. А потом я услышал шум и посмотрел от входа вниз, на мост над водопадом. Вот тут-то я и увидел короля. Он убегал, а за ним гнались эти серые, человек двадцать, наверное. Все-таки мы их выманили за собой, в лагере осталось совсем немного…
— Почему же ты думаешь, что король ушел к морю? — прервав трапезу, воскликнул Евсевий.
— Очень просто, — отозвался Майлдаф, отхлебывая из фляги. — Я встретился с ним.
— ???
— Я спустился вниз, почти что по главной дороге от святилища — пробирался вдоль нее по кустам. Так дошел до моста. На площадке были двое — остались, наверное, от той оравы, которая преследовала Конана. Я их убил. Одного из лука, второй лег, спрятался за ограждением на башенке. Я поднялся туда и зарубил его. Потом пошел дальше по тропе, вернее, вдоль нее. А потом я услышал, что навстречу мне кто-то бежит. Я затаился и приготовил уже меч, но из-за деревьев выскочил…
— Конан?! — догадался ученый, еще не веря сам себе.
— Он! — заржал Майлдаф. — Евсевий, как ты догадлив! Я вышел из зарослей, а он сразу меня узнал и только рукой махнул: «Давай, мол, обратно!», и мы опять подались в эти дебри. Знаешь, мы оказались на том самом проклятом мысу, где речка делает излучину, где мы плели щиты…
— Майлдаф, — сказал Конан. — Как ты оказался здесь? Что с остальными?
— Почем я знаю, — отвечал горец. — Я убил четверых…
— Очень хорошо! — Король был не на шутку сердит. — А я десятерых, и что с того? Арриго успел уйти?
— Наверно, — не слишком уверенно изрек Майлдаф.
— Ладно, — махнул рукой король. — Должен был успеть, если я хоть что-нибудь понимаю про Арриго и пиктов. За мной гонятся…
— Я видел, — поспешил показать свою осведомленность Бриан. — Толпа человек в двадцать. С ними можно и вдвоем…
— Это ты видел только двадцать. Их гораздо больше. За нами ушла половина их воинов. Вторая половина бродит здесь по лесу. Кого-то я успел запутать, но они висят у меня на хвое… На полах моего королевского плаща, забери их Имир! Уйти наверх у меня не выходит, а здесь, близ храма, они скоро поймают меня. Надо уходить в пущу, там они меня не догонят.
— А… — только и успел вымолвить горец.
— А вы делайте так, как было сказано! — сурово заметил монарх. — Эти пикты — не чета пограничным. Они обленились тут. Здесь же нет войны кланов — священное место, а Аквилония далеко. Я убегу, а вот если сгинет этот аргосский сопляк, то нам не видать Океана! И зачем я взял его с собой? Хотя, если бы я этого не сделал, тот же Пиоло первым бы завопил, что здесь не уважают мессантийский трон! Политика — грязное дело, Бриан, — философски закончил король. — Ты правильно сделал, что занялся торговлей…
Со стороны тропинки послышалось шлепанье нескольких десятков пар босых пяток, потом звуки приглушенного разговора.
Конан внимательно слушал, пытаясь уловить знакомые слова и понять, о чем ведется разговор.
— Ага, — проговорил он. — Те, что гнались за мной с той стороны, встретились с теми, которые С другой, и теперь те говорят этим, что я побежал туда, а эти тем, что сюда, — сколь мог понятно объяснил король.
— И что те отвечают теперь этим? — решился узнать Майлдаф.
— Эти говорят, что те ослы, а те этим, что эти еще хуже. Но того хуже другое: и те, и эти сейчас направляются сюда, поэтому мы делаем то же самое, что сделали давеча на поляне. Я ухожу в сторону моря, а ты — обратно наверх и вперед по ручью. Там сейчас воинов нет, кроме тех, что ушли в погоню за нами.
— А те, которые эти, они что, не уходили? — выдал Майлдаф вопрос, степень несуразности которого не сразу дошла до него самого.
Конан посмотрел на горца долгим и проницательным понимающим взглядом.
— Да, — проговорил задумчиво король. — Озимандия прав: Пуща — это великое зеленое чудо, и далеко не каждый до конца выдерживает испытание первой встречей с нею.
На ответ у горца времени уже не оставалось. Пикты, забыв о своей всегдашней манере передвигаться ловко и бесшумно, ломились через лес подобно кабаньему выводку. Справа кто-то явно выбился вперед. Конан, мигом собравшись и отрешившись от всего, что мешало бы бою, исчез среди деревьев.
Бриану ничего не оставалось, как выполнять приказ короля. Уяснив, где листья шуршат громче, он пустил стрелу. Вслед за этим что-то мягкое упало на траву. Стрела нашла цель. Пикты заголосили и прибавили шагу. Довольный собой и надежностью своего лука, горец засунул его в непромокаемый налуч и поспешил к берегу речки. Он не слышал, увенчалась ли успехом вылазка Конана, но именно поэтому был уверен: увенчалась.
Переплыв речку, Бриан дождался, пока первый пикт высунется из кустов на оставленном им берегу, и тут же влепил в него стрелу. Неудачливый охотник рухнул в священную воду. Подтвердив, таким образом, факт своего присутствия и неусыпного бдения о преследователях своих, Майлдаф, стараясь не отклоняться далеко от ручья, по которому они поднялись к безлесному пространству, направился обратно вглубь пущи.
Стрелы пиктов свистели где-то по сторонам от него. Лесные жители стреляли достаточно метко, но с опозданием. Майлдаф и вправду стоял у того ствола, куда вонзился кремниевый наконечник, но это было пять шагов назад. За свои стрелы горец не волновался: послушавшись совета Конана, он взял с корабля четыре туго набитых тула, чтобы не пришлось потом жалеть. И жалеть действительно не приходилось!
Достигнув степи, Майлдаф снова оказался в самой гуще событий…
— Представляешь, — вещал он Евсевию под аккомпанемент грома и вспышки молний, бросавших багровые отсветы на стены пещерки, отчего тени от выбоин и выступов образовывали на камнях причудливые, призрачные и зловещие переплетения. — Едва я выбрался из кустарника — теперь вся моя одежда в колючках! — как понял, что пикты несутся как безумные мне навстречу, сначала я решил, что мне остается провалиться сквозь землю, как самому последнему ублюдку из Народа Холмов, но я ошибся! Их поистине охватило безумие! Они бежали от кого-то, бросая по пути свои копья и мечи, и орали: «Рихо! Рихо!» Я убил двоих или троих, но это было все равно, что резать связанных баранов где-нибудь в сарае рядом с Фрогхамоком — никакой тебе новизны ощущений! Потом я достиг ручья, и тут сам увидел, от кого они спасались!
Майлдаф вздохнул глубоко, вспоминая картину, и продолжил, захлебываясь от восторга.
— Вот это чудовище! Евсевий, ты знаешь, как его зовут?
— Знаю, — кивнул ученый, невольно улынувшись. — Это тургарт. Шерстистый тургарт, — добавил он, отдавая себе отчет, что присваивает честь открытия нового животного, не упомянутого доселе нигде в Хайбории, даже в «Немедийских хрониках».
«Сейчас он скажет, — подумал Евсевий, — что было бы неплохо…»
— Было бы неплохо постричь его и посмотреть, какую ткань можно изготовить из его шерсти, и как она будет краситься… — задумался на миг предприимчивый Майлдаф. — Впрочем, это вряд ли удастся. Я думал, что вода остановит его. Не тут-то было! Он перемахнул ручей! Хорошо, что этот тургарт плохо видел, а то мне бы несдобровать! Он промчался мимо так, будто это была тысяча тяжелой пуантенской конницы во главе с Троцеро! Он догонял их, как борзая догоняет кролика! Один — ловкий парень, надо признаться! — исхитрился увернуться и попробовал вскочить чудищу на загривок, чтобы кинжалом выколоть ему глаза. Но тот рванулся, точно знал, что у пикта на уме, да так, что кожа у охотника оказалась содранной от груди до бедра! Вот какая жесткая у него шкура!