Когда Деггу спустился вниз и известил Арриго о своих наблюдениях, тот пришел в более доброе расположение духа и, воодушевившись, решил продолжить вылазку. Они проплутали по скальному лабиринту еще некоторое время, пока расширившееся и ставшее опять как прежде полноводным русло не вывело их к восточным воротам этой природной гранитной крепости. По другому берегу также вилась тропа, но пересекать ручей они не осмелились: во-первых, неизвестно было, не подкарауливают ли их снаружи пикты, а, во-вторых, имелась роскошная возможность заблудиться. Тем не менее путь наружу был найден, и пятеро отважных, оставшихся противостоять пиктской погоне, могли найти подопечных военачальника без особого труда.
На обратном пути они заметили то, что пропустили по дороге к воротам. На скале противоположного берега, в семи локтях над водой, красовался рисунок, выбитый на камне и заполненный белой краской. В круге, образованном двадцатью восемью наконечниками стрел, обращенными остриями в центр, плыл лунный серп в обрамлении звезд. Звезды образовывали нечто цельное, так как были соединены тонкими линиями, но ни Арриго, ни Деггу, хотя оба отлично знали звездное небо, не могли припомнить такого созвездия. Центр круга, еще пронзенного четырьмя диагональными спицами, занимало изображение костра о девяти языках пламени, поднимавшихся, змеясь, в форме пирамиды.
Деггу и военачальник и так, и этак прикидывали, как можно добраться до того места на скале, где высечен рисунок, но придумать ничего не смогли. Единственно оставалось предположить, что мастера спускали сверху в подвешенном на веревках помосте. Зачем пиктам понадобились эти изображения на скале, да и пикты ли сделали их? Ответить на эти вопросы не мог никто, кроме, пожалуй, Евсевия, ныне находившегося поблизости, но точно неизвестно где, и доставить ученого сей момент сюда не представлялось возможным. Да это было и неважно, поскольку и Арриго, и, тем паче, Деггу страшно проголодались. Мат-рисы под началом боцмана наверняка уже развели огонь, а под камнем их ждал надежно спрятанный от возможных посягательств хищных птиц или змей мешок с яйцами.
Каково же было их разочарование, когда по прибытии к тайнику они обнаружили, что кто-то откатил камень в сторону, и этот же загадочный кто-то уволок все яйца вместе с мешком.
На счастье, Арриго оказался запаслив, и у него нашелся еще один мешок, а Деггу не разучился лазить по скалам, и новый урожай был вскоре собран. На этот раз моряку пришлось преодолевать яростное сопротивление явившихся с промысла птиц. Крик стоял невообразимый, а перья летели так, будто наверху потрошили разом с десяток перин. Но Деггу превозмог в этой борьбе.
— Птицы встревожены, месьор. Надвигается ненастье, — сообщил он.
После они еще раз внимательно обследовали место происшествия в поисках следов неизвестного грабителя. Голый камень молчал, но, сделав несколько шагов по направлению к лагерю, Арриго, знавший толк в охоте, хотя и не обладавший талантами Полагмара, обнаружил на пробивавшемся здесь из узкой расщелины кусте несколько шерстинок. Тщательно собрав волоски и пристально их осмотрев, Арриго вынес вердикт тоном, не терпящим возражений:
— Волки.
Глава XI
К полудню картина боя стала проясняться. Корма «Полночной звезды» оставалась неприступна. Зингарский король мог по праву гордиться своей морской гвардией. На носу забывшие ненадолго о бахвальстве и распрях месьоры с помощью Гонзало и Фрашку загнали пиктов чуть не на самое бушпритное бревно, и теперь трое несчастных, балансируя на нем, силились одновременно отбиться от наседавших хайборийцев, удержаться на круглом отполированном ветрами, волнами и мозолистыми пятками моряков дереве и ухватиться за снасти, чтобы затем влезть на мачту. Но это им не удавалось. Подобно тысячелетней давности временам, хайборийцы ощетинились сталью, как огромный обозленный еж, и этот колючий клубок медленно, но неуклонно подкатывался к обреченным.
Единственным местом на палубе, где еще задержались пикты, оставался правый борт, но и гам пиктов теснили к борту. На левом борту Хорса вышвырнул за борт простым ударом кулака воина, татуированного с головы до пят, увешанного всяческими цветными плетениями и, кажется, с парой засушенных человеческих голов на поясе. Вероятно, это был вождь какого-нибудь клана.
Пикты, озлобленные не слишком удачным штурмом, тем не менее не спешили поворачивать к берегу. До сумерек было еще далеко, да и море не спешило неистовствовать и разгонять утлый дикарский флот. Но наблюдательного кхитайца беспокоило иное. Пикты были сердиты явно не только на неуспешный ход абордажной операции. Они время от времени во гневе озирались в сторону открытого океана, будто бы ожидая оттуда…
А чего, собственно, они могли ждать? Задавшись этим вопросом, Тэн И пришел к наиболее вероятному и непротиворечивому ответу: ну конечно помощи! И помощь эта могла прийти не иначе, как от барахских пиратов, поелику своей парусной эскадрой пикты, хвала Митре, еще не обзавелись. Выходит, Седек подготовил все очень тщательно и рассчитал исключительно точно. Даже при условии непредвиденных обстоятельств, кои, впрочем, не замедлили возникнуть, гильдия «Гамилькар» — вернее, тот, кто стоял за ней — покрывала одной стрелой несколько целей.
Да, Седек не учел любопытства Хорсы, но и без шемита пикты получили условный сигнал весьма вовремя. Да, короля Конана, как всегда, понесло в самое опасное место, благодаря чему он избежал на некоторое время участи заложника.
Но кто поручится, что он сумеет выбраться из пущи и на этот раз? По крайней мере, месяца на два-три киммериец исчезнет с политической арены, а в данный момент это было ужасно нежелательно. Да, на нефе не оказалось самых титулованных особ Зингары и Аргоса, но Норонья для Кордавы был одним из первых лиц в государстве, а аргосский принц крови, пусть и младший, не становился от этого менее принцем, чем его старшие братья.
Подобные размышления крайне растревожили месьора Тэн И. Будь он простым шпионом или простым помощником повара, будь он даже главным поваром, можно было б еще подумать над тем, стоит ли распутывать весь этот змеиный клубок. Но теперь он служил еще и монарху Аквилонии — королю Конану и получал за это жалованье! Дело было отнюдь не в деньгах, разумеется. Кхитаец никогда не знал, что такое нужда, но правила обязывали. И Тэн И начал действовать, покуда пираты — а он был уверен, что за закатным горизонтом скрываются именно барахцы, — не подошли ближе.
Прежде всего он пробрался к капитану Гонзало на нос. Капитан, впервые за последние пару лет взявший оружие для настоящего боя, вошел, кажется, во вкус, и не собирался покидать нос, пока за борт на корм акулам не отправится последний захватчик. Тэн И был исключительно вежлив и предупредителен перед начальством в согласии с правилами кхитайской этики. Но здесь речь шла о благополучии начальника более высокого ранга, нежели капитан «Полночной звезды». Следовательно, подобострастием перед начальником помладше позволительно было пренебречь. Моментально выстроив в уме такую несложную логическую цепочку, Тэн И весьма бесцеремонно выдернул капитана Гонзало из первого ряда сражающихся.
— Какого демона ты, желтолицый… — не осознавая еще, кто перед ним, заорал хриплым голосом рассерженный моряк.
Но Гонзало не стал бы Гонзало, если б не умел сохранять самообладание в самое горячее время.
— Месьор Тэн И! — твердо и подчеркнуто сдержанно обратился к кхитайцу капитан, умеряя дыхание. — Привело ли тебя ко мне какое-либо неотложное дело? Если нет, то твой поступок мне непонятен. Я слушаю тебя, любезный.
Гонзало умел говорить не просто нагло, но и нагло и вежливо. Он отдавал себе отчет, что Тэн И — доверенное лицо Конана, а ссориться с Конаном только из-за того, что его желтолицый шут повел себя странно, было бы верхом беспечности. С другой стороны, зингарский капитан плохо знал кхитайцев, а потому осторожничал.
Тэн И поклонился опять-таки вежливо, но ровно настолько, чтобы стало ясно: перед ним капитан королевского нефа дружественной державы — ни больше, ни меньше.