— А что нужно теперь государю? — подсказал кхитаец дальнейший ход рассуждений.
— Теперь, пожалуй, у него есть все, чтобы выбраться из пущи невредимым. Большего трудно было бы желать, — уверенно изрек Хорса. — После этого Конану прежде всего необходимо, чтобы достигнутый при нем порядок удержался, пока кенига нет на месте. А для этого нужно, чтобы все было тихо в Аргосе и Зингаре. А для этого…
— Для этого надо доставить «Полночную звезду» в Мессантию целой и невредимой, — заключил Тэн И.
— Несомненно. — Хорса хлопнул ладонью по планширу. — В Аквилонии есть Публио и Троцеро. Там все будет в порядке. Но вот как сохранить эту зингарскую черепаху?
Они взглянули на море. Времени с начала разговора прошло совсем немного, но казалось, что три паруса за кормой успели вырасти еще. Во всяком случае, погоня явно обещала стать успешной.
— Мне известно немного о морских маневрах, — продолжил Хорса. — Сигурд и сам кениг иногда посвящали им свои беседы, да и Евсевий порой оставлял в сторону свою ученую болтовню и говорил нечто полезное для жизни.
Тэн И про себя улыбнулся. О «беседах» Конана и Сигурда, когда тот после очередной навигации изволил пожаловать на седмицу-другую в Тарантию, судачил весь дворец. Какую практическую пользу, кроме досконального знания морских ругательств, мог извлечь из них Хорса, Тэн И сказать затруднялся. Евсевий же, по обыкновению, начиная повествование о парусном вооружении, тут же перемежал его с отрывком из почтенного Орибазия, цитатой из трактата Ли Буаня «О сущности любви в Эпоху Золотой Осени», параграфом из немедийского свода законов и рассуждениями о полезности устройства в Танасуле обширных зеленых насаждений с фонтанами и павлинами, после чего изящно заканчивал все это словесное сооружение. Слушать было занимательно, но следить за мыслью ученого было так же затруднительно, как за одной избранной каплей в сильный ливень.
— Кроме того, я ознакомился с трудами знаменитого мессантийца Луппиана о судовождении и лоциями во множестве, готовясь к сему посольству, — добавил гандер.
«А это делает месьору Хорсе честь, — подумал Тэн И. — Тогда, пожалуй, он имеет право на суждение».
— Так вот, — вдохновившись следующим глотком вина, Хорса приступил к оценке диспозиции. — До вечера они нас не догонят. А ночью Гонзало сумеет скрыться.
— В первом ты прав, месьор Хорса, — отметил кхитаец. — До вечера они нас не настигнут. Но уповать на то, что ночь укроет нас, будет самонадеянно. На великом Восточном океане, который еще более грозен и велик, чем Закатный, бронзовокожие мореходы, одетые лишь в набедренные повязки, ожерелья и татуировку…
— Подобно пиктам? — перебил Хорса.
— Подобно им, — подтвердил Тэн И. — По трудно объяснимым просвещенному человеку приметам — цвету и направлению волн, ветру, полету птиц, косякам рыб и морских животных, виду неба — они находят катту-марам — так именуют они свои плоты— ушедший вперед на три или четыре дня похода. Кто поручится, что люди Барахас не научились тому же?
— А ведь это истинно, Виттигис свидетель, — призадумался Хорса. — Сигурд рассказывал, как по выброшенным внутренностям пойманной акулы он разыскал посреди пустынного моря аргосский парусник с грузом черного дерева и тканей…
Хорса замолчал, размышляя.
— И что потом? — для продолжения замершего разговора поинтересовался Тэн И.
— Ограбил, разумеется, а парусник сжег, — рассеянно промямлил Хорса, озирая теперь палубу, где матросы проводили уборку под руководством Нарваэса, который замещал Серхио, если боцман почему-либо отсутствовал. Довольные собой месьоры вспоминали минувшие славные битвы и поединки чести, вовсю бахвалились.
— А вот Фрашку. — Гандер вручил кхитайцу чашу, которой так и суждено было остаться недопитой, и устремился к юному мореходу.
Энергии и хватке Хорсы мог позавидовать охотничий пес, и вскоре Фрашку стоял рядом с Тэн И и гандером. В руках у молодого человека тут же оказалась майлдафовская чаша, с коей он не знал, как поступить: выпивать во время вахты Гонзало запрещал пол страхом наказания, и приемный сын отнюдь не являлся исключением, но отказать доверенным лицам аквилонского короля не представлялось возможным. Впрочем, на счастье Фрашку, ретивый Хорса и таинственный и страшноватый кхитаец не слишком тщательно следили за уровнем вина в красивом серебряном сосуде.
— Скажи, будь любезен, нам, как опытный мореплаватель, — велеречиво обратился к несколько смущенному столь непривычным вступлением моряку гандер. — Можно ли отыскать корабль, если после заката он скрылся из вида, а наутро горизонт чист?
— Так вот вы о чем! — обрадовался Фрашку и поглядел на три паруса, как привязанные болтавшиеся за кормой. — Проще простого, если только не начнется ураган вроде того, что приволок нас сюда! Достанет того, чтобы знать местные течения и берега и следить за ветром. Потом остается прикинуть, сколько могла сделать эта самая посудина при своих парусах и веслах, и они у тебя в когтях! Можно даже загнать купца подальше от берегов и там…
Фрашку осекся и испуганно-вопросительно поднял взгляд на Хорсу, понимая, что сболтнул лишку. Но гандер только заговорщически ухмыльнулся в ответ: «Знаем, мол, не выдадим».
— А что ты знаешь про Табареша? Твой отец его очень уважает. Он его знакомый? — со всем возможным дружелюбием продолжал выспрашивать Хорса.
— Как же, уважает! — фыркнул моряк. — Табареш вырезал когда-то половину экипажа у Гонзало и едва не поджарил его самого на медленном огне. Если бы не мой отец, у «Полночной звезды» был бы другой капитан!
— Это очень отрадно, что у нас капитан Гонзало, — вежливо вмешался Тэн И. — Благодаря ему мы не сгинули в пучине. А не поведаешь ли ты нам, чем еще знаменит Табареш?
— От него еще никто не уходил, — сказал Фрашку и тут же помрачнел, опять взглянув на трех привязчивых спутников. — Только отбивались, если могли. У него чутье акулы. Поговаривают, он проявляется колдовством.
— Ты думаешь, это правда? — осведомился Хорса.
— Нет, — решительно отверг таковое суждение Фрашку. — Мой отец пустил ко дну его первую черно-красную змею!
Фрашку единым духом осушил вино.
— А раз так, — продолжил юноша, — я плевать хотел на все его колдовство! Позвольте мне покинуть вас, месьоры, — обратился он к собеседникам. — Если капитан Гонзало увидит, что я не работаю слишком долго, он меня не похвалит.
— Разумеется. — Хорса поклонился молодому человеку как равному. — Благодарю тебя, и да пребудет с тобой благословение Митры и духов моря!
— И тебе того же, месьор! — поклонился Фрашку еще ниже и поторопился присоединиться к товарищам.
И вовремя, поскольку Гонзало показался из трюма. Капитан, быстрым и цепким взглядом окинув палубу, подошел к другому капитану — командиру гвардейцев Запате. Зингарец, воссев на перевернутый пустой бочонок и разоблачившись от кирасы, коя слишком сильно нагревалась на послеполуденном солнце, занимался важным делом: заточкой меча. Визг стоял премерзкий, но капитану он, без сомнения, нравился. Точило так и играло в ловких пальцах, и роскошные черные усы капитана победно поднимались кверху, закручивались на концах сами собой и подрагивали от наслаждения.
Явно недовольный тем, что его прервали, Запата вопросительно взглянул на Гонзало, заслоняясь ладонью от ярких лучей. Тэн И хорошо видел, как усы гвардейца медленно распрямились, первоначальное удивление стекло с лица, как вода, и сменилось маской стража зингарского порядка, сходной по выразительности с железным забралом упомянутого стража.
Незамедлительно призвав к себе еще двоих доблестных стражей, развлекавшихся игрой в кости, и опоясавшись мечом, Запата в сопровождении подвахтенного, обнаружившего место происшествия, скрылся в люке.
Гонзало же, еще раз осмотрев палубу и удовлетворившись ходом уборки, направился прямиком на корму.