Терем оживал потихоньку. Утро серое, мокрое днем сизым становилось. Разговаривали, ходили по коридорам. С кухни запахами сдобными потянуло, смехом девичьим. На стол в большой горнице накрывали, обед близился. Роман выскользнул тихонько, стараясь на глаза слугам да придворным не попадаться. Лестницей узкой, винтовой вверх по ступенькам скрипучим поднялся. Денник дремлет на табуреточке малой, спиной двери подпирает, в ногах кот рыжий пушистый прикорнул. Охраняют сон государев, чтоб муха не пролетела, мышь не пробежала. Не помеха охотничьему опытному. Бесшумно проскользнул Роман в опочивальню, ковры шаги скрадывают. Спит царь беспокойно. По подушке мечется, зубами скрипит, одеяло стискивает. На лбу испарина, складки глубокие у губ, чисто дороги возраста, в единый миг проявившегося. Цыган головой покачал, дальше прошел. Замок хитрый повернул, в комнатку вернулся. Книга на полу лежит, страницами шевелит, зеркало успокоилось, звука не издает, искр не показывает. Тихо кругом, звуки грозы не долетают, толстыми стенами отрезанные. Присел на корточки цыган, книгу взял осторожно, потом приметил свой крестик в воде красной. Достал, протер о рубаху темную, на шею цепочку вздел. Сердце кольнуло холодной иглой и успокоилось.
Взял на колени книгу Роман, листает, хмурится. Темная книга, недобрая. В ней не законы природные, в них наущения, как обходить оные. Духов очаровывать, силу из них тянуть. Читает цыган, волосы на затылке шевелятся, по столбу спинному ужас ползет, сковывает.
Про обряды темные, на крови – простые вначале, сложные после. Как приносить в жертву духа лесного, воздушного или водного. Как избежать влияния колдовского. Составы зелий хитрых, сковывающих, воли лишающих. Все не для людей, все на существ колдовских рассчитанные. Захлопнул переплет толстый Роман, кривится, отплевывается. Противно держать в руках книгу, противно думать, что Матвей, лет испугавшись, головой повредился, если всерьез считает, что в этом его спасение. Душу бессмертную погубит, да только все равно не сдастся природа. Не так просто круг колдовской придуман, духи разные бывают. Слабый погибнет, а сильный найдет и отомстит. И будет прав. Да только потопу все равно, кто виноват. Снесет полгорода, не заметит.
По всему выходит, надо убеждать царя зеркало вернуть… Вскрикнул царь, с грохотом свалил что-то. Роман скорее выбежал, дверцу плотно затворил. Успокоил Матвея, уложил обратно. Не просыпался толком царь, от кошмаров мучился, те явью для него обернулись. Посидел еще немного Роман да пошел прочь, ничего толком не придумав.
Царевич Иоанн грозы не любил. В детстве боялся, нонче просто морщился, когда небо свирепело. Тем утром проснулся царевич поздно, уснуть не мог долго. Все ворочался, тяжкие мысли отгоняя. И вроде все хорошо было, батюшка строгий уехал на охоту далекую, в тереме не скучно, да только засела заноза внутри острая. Царапает, колется, забыться не дает. Посередь ночи затеплил светильник Ваня, кликнул Мару да под утро смог заснуть, утомленный и тревожный.
Батюшка вернулся не рано, хотя по первой зорьке его ждали. Хмыкнул царевич, мол, зорька задержалась, да и отец решил не торопиться. Иван на конюшне был, когда ввалились соколиные да псовые, возбужденно меж собой переговариваясь. Царевич с ними на короткой ноге был, выспросил, что да как случилось. Узнал, что ночевали они у озера с духами водными, жгучей зависти преисполнился. Не ездил он на охоту царскую, неинтересно ему было кабанов да оленей травить. Предпочитал он охоту птичью, из лука ловко стрелял, стрелой каленой шишку с елки высокой сбивал, не целясь. Жалел теперь, что не оказался там, у озера, с мавками не смеялся, рассказы ключей журчащих не слушал. Любопытно было. Какие они, духи лесные, как люди выглядят, да только суть у них иная.
– Ничего, царевич, не переживай, – Гавр, сокольничий лихой, гривой светлой встряхнул, подмигнул Иоанну весело, – и мы выберемся в лесные угодья. Стрелять там некого, разве что на белку глаз положить, да нам и не затем надобно. Верно?
– Верно, – поддержал Никол, ясноглазый, щуплый, да только кинжалами управлялся, что дышал – легко и просто в цель с любого расстояния попадая. – Ты, Иоанн, подумай, может и впрямь, погода небо прохудившееся подлатает, солнца отмерит в срок – съездим в лес, развеемся, соколам да кречетам роздых дадим.
Заулыбался Иван, закивал. Правы парни, мысль дельную подали, а он уж сумеет отца уговорить, отпустить его ненадолго. Послушав еще немного про приключения ночные, про то, как мавки заигрывали, но в воду не тащили, хозяина слушая, царевич уверился, что должен сам побывать, увидеть, озеро круглое, в короне ивовой шелестящей.
– А что, – Ваня спрашивает, – каков хозяин озерный? Слышал про него легенды от Романа. Правдива ли молва людская?
Гавр да Никол тоже глазами сверкают, любопытство тешат. Псовые и рады угодить, подразнить.
– С виду баба бабой, – усмехнулся один, рыжий да конопатый. – Волос долгий, до бедер, сам худой да бледный. Глазищи на пол-лица, темные. То ли синие, а может, зеленые, не разберешь. Голос не высокий, как у ручьев, но и не низкий, не мужской.
– Много ты в красоте понимаешь, – посмеивается другой, приятеля в бок локтем пихая. – Красивый он и непростой, оттого красота его опасной кажется, боишься подойти.
– Неужто испугались? – хмыкнул Гавр, глаз синий щуря. – Не подошел никто познакомиться?
– А как же, – захохотали псовые в голос один. – Государь всем нос утер. Извините, царевич, не след нам…
– Царь за хозяином озерным ухаживал? – уж кто знал нрав батюшкин, так это наследник его.
– А то, – закивали псовые, видя, что не гневается цесаревич, что про отца заговорили. – Ночь у него провел, только под утро вышел да поспешно велел собираться.
– От те раз, царевич, может, и не получится прогулки-то у нас, занято озеро.
Засмеялись все разом, по плечам друг дружку хлопая. Да только мысль посетить озеро у царевича никуда не делась. Диковинно было бы с ним познакомиться, самому оценить, красив аль нет, чем пугает и что в нем такого, что даже Матвей не устоял.
Позвала Ивана Мара, без боязни среди молодцев на конюшню прошмыгнув. С косы, с платья капли стряхивает, поясно Ивану кланяется. Не трогали ее, знали, с кем милуется. Не смели посягать на царское. Гавр и Никол над девушкой подшучивали, теми же привилегиями обличенные, не задирали, присматривали. А Мара им тем же отвечала. Не ссорилась троица ближних цесаревича, не делила постель его и внимание. Лишь изредка беззлобными шутками кусались промеж собой да затихали от греха подальше, чтоб никто не узнал. А вот пришлых от Ивана отгоняли, когда словом крепким, а когда и кулаком да сталью.
В горнице Иван умылся, сменил рубаху, отправив Мару узнать, не угодно ли батюшке его увидеть. Сам тайком пожелал, чтоб не случилось у них разговора, не очень любил цесаревич наставления государевы о том, что жизнь свою неправильно ведет. Прибежала девка скоренько с ответом отрицательным. Спит царь, отдыхает, тревожить не велел.
А и на руку это Ивану. Подумал, поразмыслил царевич, да и решил попозже к Роману подойти. Друг и охотничий царский хорошо знал Иоанна, крестным ему был, заместо отца порой дельные советы давал, что делать, да как себя вести. Много рассказывал, что сам видывал, что от людей слыхал.