Хрусталь и сам уже понимает, что упрямиться некогда. Янис на берег вынесенный за него цепляется, тянет к себе, а раны не закрываются, да в глазах пустота.
– Чаровник! – позвал-приказал ключ, и пламя недовольно загудело.
Неохотно воды расступались, ручья в домашнем пропуская. Огляделся Чаро удивленно, в разгаре полнолуние, все ласками увлечены, а у берега сгрудились ключи старшие. У ног Мил лежит, шипит, извивается.
– Что происходит?! – Чаро к любовнику кинулся, да отпрянул, едва не споткнувшись. – Что с ним?
– Не знаем, – Колокольчик дышит часто, руки на груди сцепил, волнение унимает. – Лучше глянь, что с Янисом…
Чаровник обошел Милого, нахмурился. Лежит озеро в объятьях человека незнакомого. Дурман лунный не сошел, да только тело все изранено, взгляд отрешенный.
– Это еще кто?! – воскликнул ручей. – Вы в своем уме, человека в полнолуние привели на озеро?
– Не в нем дело, – Хрусталь перебивает. – Это Мил Яниса ранил. Крови много утекло, а та странно в воде свивается. Посмотри.
Чаро на Ивана бы посмотрел попристальнее лучше, Янису бы мораль прочел горькую, что нельзя дважды в одну реку вступать… коль та река не Ярый. Но не просто так ключ просит, тревожится.
Ручей воду изучил, равнодушным не остался. Не видел он никогда знаков таких.Присел на корточки, руку перчаткой доспешной обернул, зачерпнул воды. Зашипели латные чешуи, задымились.
– Я не справлюсь, – сказал он ключам, от царевича отвернувшись. – Надо Яра звать, он скажет. Здесь портал открывается, не умею, не смогу.
Все трое на Яниса покосились, но согласно кивнули. Чаровник позвал хозяина безмолвно, только вздохнул глубоко. Пламенем белым, пеной снежной волна на озере поднялась, огонь синий потеснила. Иван Яниса к себе прижал, укачивает, как дитя любимое, косится на мрачных духов водных.
Опала арка водная, оставив Ярого в полном доспехе, без шлема только лишь. Мавки со смехом за ноги его принялись хватать, зазывать к себе, но страж-река только бровью серебряной повел, прыснули прочь шалуньи. Яр до берега в три шага добрался. На царевича глянул, губы поджал, презрительно скривился. Нагнулся, Яниса на руки поднять вознамерился.
– Я справлюсь, – Иван произнес. – Ты лучше разберись, что происходит.
– Ты кто такой, чтоб мне указания давать? – мрачно Яр спросил, голоса не повышая. – Человек смертный, как вообще здесь оказался?
– Не важно, как, – царевич огрызается.– Надо Янисъярви спасать.
– То без тебя знаю, поэтому позволь, я заберу его, и все уладим, – чудом сдержавшись, Яр ответил, сызнова за озером наклоняясь. – А ты, человек, иди, откуда пришел, не желанен ты здесь.
– Про то не тебе решать, – Иван злится, крепче Яниса перехватывает, поднимается на ноги; ниже на полголовы реки будет, да только злость помогает. – Не ты здесь хозяин, не ты меня в гости звал. Не тебе и гнать. Дело делай, раз страж здешний.
У Чаровника рот открылся, брови вверх поползли. Колокольчик и Хрусталь попятились, норов Ярого зная.
– Отдай мне мою пару, – сквозь зубы неласково Яр прошипел, – пока табуну своему не скормил, человек.
– Царевич, послушай его, – Хрусталь к благоразумию Ивана воззвал, ближе подошел. – Не след сейчас спорить. Прошу тебя, уступи.
Губы поджал Иван недовольно, но ношу свою Ярому передал, отошел на шаг. Захолонуло все внутри у царевича. Янис обнаженный тонкий, голова безвольно свесилась, волос по траве стелется, на руках доспешника. Страшно, ломко, горло от чувства плохого царапает.
– Чаро, – Яр осмотрел раны Яниса украшавшие, закрываться не спешившие, на воду прищурился.
Пламя испуганно притихло, то ли от взгляда сурового, то ли еще почему. Лес затаил дыхание.
– Зови братьев. К нам кто-то идет. И это не дух.
Копье хрустальное блеснуло, вытянулось, зову послушное. Ударил Чаро пяткой о землю, гул пошел.
– Ирро! Студень! Баловень! – позвал в голос.
– Я чем могу помочь? – Иван не знает, то ли за Яром бежать, что Яниса унес к иве старой раскидистой, от воды озера подальше, то ли здесь остаться, вдруг сгодится на что.
– Ничем, человек, – Чаро усмехнулся, присел возле Милого, руку на лоб ему положил. – Не мешайся, коль уж и правда гость здесь. Не имеешь ты силы против колдовства, мир духов не для смертных.
Ключик содрогнулся, сознание потерял, обмяк. Пока стражи на берегу собирались, оглядывались, пока мавки на глубину уходили, Ждан к братцу подступался. Чаро к себе прислушивался, к отклику любовника робкого.
– Не понимаю, – к Ирро ручей обернулся, – это он, но словно опоен чем-то. Разум застит, не вижу, не чую. Темно и холодно. И обида звенит.
– Ты обижал его? – Баловник, ручей третий, зеленоглазый да стройный, больше на ключика изящного похожий, улыбнулся мимолетно, хоть не до смеха было.
– Да нет, зачем мне? – Чаро плечами жмет, Ждан согласно кивает. – На Яниса был обижен, да только озеро теперь разрешил мне приходить открыто, можно не таиться.
Ждан под руки братика взял, подальше от воды отволок. Трава мокрая за ключом приминается, темными каплями-росинками украшается.
Озеро пениться продолжает, темнеет, будто ночи ему мало, собирается огнями багровыми. Пар фиалковый клубится, туман из кустов выгоняет. Луна посветлела, обесцветилась, побледнели стены из лучей ее густых. Костер колдовской каплей перевернутой собрался, у дальнего берега встал, покачивается. Кровь хозяина озерного на воде танцует, письменами-буквами меняется, перекладывается.
Ручьи-стражи стали в точках четырех, на копьях звезды засветили. Лучи сцепились, дрожат тетивой натянутой. Ирро эхо пустил, отголоском оно гуляет, вести приносит.
– Яни, слышишь меня? – Ярый на колени опустился, к лицу озера наклонился, губы бледные трогает, дыханием щеки греет. – Яни?
В броню руки закованные осторожно гладят плечи белые, по груди проходятся, будят лаской, назад из беспамятства зовут. Только не слышит озерный хозяин, не может никак очнуться.
– Яр, у него темнота взялась, – Хрусталь рядом присел, кудри спутанные отводит.
Река осмотрел чешуи потемневшие, узоры черные, нахмурился, задумался. Не видел никогда прежде такого страж, не знает, как быть, как поступить. Еще и человек у берега разозлил. Откуда взялся? Почему Яниса держал на руках, будто право имел? После царя, ночь с озером проведшего… не думал Яр, что озеро его такой ветреник. Да и люди никогда его не привлекали. Чувствовал опасность немалую Ярый, но не понимал, откуда она идет. Источник где. Часть Яниса чужой казалась, Милый, ключик младший, вовсе невидим стал для чутья стража. И все недоброе начало происходить после того, как с озером рядом люди появились.
– Хозяин, опасность! – Чаро голос подал, шлем литой замкнул, гребень на локтях и спине режущий поднял.
Ярый быстро в губы юношу водного поцеловал, не сдержался, закрыл лицо металлом серебристым, копье взял. Раскрылось озеро тропкой узкой, дорожкой малой. Да только не дно обнажилось, а провал черный, дымом клубящийся. Холода дыхание вырывается, как из могилы стылой, поднимается щупальцами, тянется. Всмотрелся Ярый, осторожно от Яниса отходя, к нему не привлекая. Среди клубов темных видны стали крылья перепончатые, хвосты сегментарные чешуйчатые, клювы острые петушиные. Вначале две головы показались на шеях тонких, длинных, гребни-пластины костяные, острые, глаза пленкой забраны, моргают, щурятся. Закричали твари, пасти раскрыли. Визг высокий, страшный по ушам ударил. Мавки, кто спрятаться не успел, без сознания падали, ключики, все трое, тесно возле хозяина сбились, зажимают головы, прячутся. Человек рухнул, как подкошенный, в камыш скатился. Усмехнулся Ярый про себя, слабость смертных с презрением помянув.
Кокатрисы на берег вышли, оглядываются, хвостами гибкими хлещут, крылья сферами складывают, выгибают. Огрызаются визгом. Ростом с духа среднего, весом в три на десяти будут. Хвосты длинные иглами усеяны, тьму за собой тащат.
– Навьины дети, – Ирро выругался, если б мог под ноги сплюнул. – Как так вышло? Портал кто открыл?
Яр не ответил, перехватил копье, за тварями наблюдает. Зашипел один кокатрис недовольно, вперед прыгнул, крылья распахнул. Страж его сшиб, сам перекатился, от второй атаки уходя. Баловень свое оружие хлыстом светящимся обернул, захлестнул край воды разошедшейся, на себя тянет, закрыть пытается. Студенец примеру его последовал, битву на старших ручьев да хозяина оставивши. Стягивают раскол клубящийся, пытаются воду сомкнуться заставить, пока еще кто по дорожке открытой не припожаловал.