Ярый на воздух вышел, озеро осмотрел. Пусто, тихо, рыба не плещет, камыш не шумит. Ветер, пройдоха, на земле лежит, веток не раскачивает. У ивы конь его черный стоит, копытом землю выстукивает, грива до травы свесилась. А рядом бочком косится белая кобылица Янисова. Фыркнул река, копье позвал. Зазвенел хрусталь, вода вздыбилась. Голос стража над лесом потек, птиц распугал, зверя прочь отправил.
– Хранители законов явитесь, на зов мой отзовитесь. Я, страж-река, прошу вас.
От камней Колокольчик выглянул, с ужасом на Ярого смотрит. Рядом и Ждан с Чаровником заспанным головы показали растрепанные. Ручей к хозяину спешно подошел. Как спалось, не спрашивает, видит зол река да в отчаянье, напряжен, натянут. Значит, устоял, не тронул Яниса, не сумели вновь договориться. Ни в ночи, ни утром. Вздохнул Чаро украдкой, упрямцев помянул.
– Уведи всех под воду, – хмуро Яр приказал. – Сам рядом будь. По слову – покажешь им Милого.
– Ты совет собрал? – Чаро бесстрашный плечами зябко передернул.
– Выбора нет. Иди.
Яр сам не рад, что средств других не осталось. Совета справедливость… она только природе угодна. На жизни не размениваются, свои игры ведут. Опасаться их стоит, вот Ярый и опасался. Но перечить не смел, законы чтил. Может, мудростью обличенные, те, кто знал больше, подскажут, что за напасть с озером приключилась и как дети навьины в мир живой верхний прошли.
Озеро споро облачился в хламиду домашнюю, следом по ступенькам поднялся, близко не подошел, встал поодаль, в спину стражу глядит, глазами сверлит, в плащ зябко кутаясь, будто зима на дворе, не лето теплое, ласковое. Ярый искоса взглянул, вздохнул. Не заметили оба, как Иван, по обыкновению, не усидев в горнице домашней, татем проскочил да в знакомые кусты схоронился.
Зазвенел воздух, маревом замерцал, всполохами цветными разошелся. Шагнули на поляну гости званные. Четыре стихии мир держат, про то сказано в книгах древних, на камнях высечено. Они тайнами непреложными ведают, как солнце греет, как зима лето меняет. Вода текучая, жизнь рождающая: от нее высокий, худой да бледный Водник. Волосы седые в косу убраны, на плечо перекинуты, сверкают росой, чисто алмазами. Одеяние синее, тяжелое, нитью серебряной вышито, переливается. Второй хозяйка воздуха пожаловала, платье полупрозрачное поддернула, кромку берега переступила, ног босых не замочив. Льнет к ней ветер, на плечи покрывалом ложится, волосами белесыми играет, кудри вьет, растрепывает. Следом господин земли шагнул тяжко, только берег закачался. Доспех каменный с ног до шеи покрывает тело приземистое, крупное. Топор за спиной висит, у бедра пес каменный щетинится, глазами красными сверкает. Затрещала ветка горящая, дымом вкусным лиственным запахло – последний гость пришел, кивнул собравшимся весело. Волосы цвета костра алого с желтыми переливами, кафтан карминовый, кушаком шафрановым перехвачен. Ухмыляется Огневик, лепесток пламени в ладони баюкает. У всех четверых лица маски звериные закрывают, только глаза разноцветные одни и видны.
Поклонился страж-река поясно каждому, вздохнул глубоко и решился.
========== Светлая вода ==========
– Человеческим духом как пахнет, – недовольно земной хранитель пробасил, поворачиваясь, пса за шкирку придерживая. – Пошто звал, страж? С людьми справиться не можешь?
Без насмешки спросил, с участием, да только не легче от того ни реке, ни озеру, нервно плечами передернувшему. Знает, про человека разговор зайдет непременно, свернет на тропку эту. Опасается Янис, что про Матвея вспомнят. А там и до зеркала недалече. Вспомнил сам и замер, застыл, уже не слушает, что Яр отвечает. Мысль схватилась за подозрение, в миг единый корни дала, проросла страхом ледяным.
– Навьиным духом запахло, – меж тем мрачно река молвил, шагнув вперед, озеро закрыв спиной широкой. – Не до людей покудова. Вчера в ночь пламени синего порталом раздалась вода студеная. Один из ключей был поражен теменью. Я считаю, он заклятье темное сплел, обернул силу пламени и открыл ход. Янисъярви едва спасли. Хочу спросить вас, мудрые, отчего здесь, сейчас и с чем связано. Как исправить и к чему готовиться.
– Скор ты, страж, – воздушная дева смеется, маска орлиная, белыми перьями украшенная, переливается, – исповеди требуешь. Не буду спрашивать, отчего и почему, вижу, но спешить не будем. Рассказывай.
Ярый перед женщиной склонился, скупо историю повторил. Янис слушал внимательно, все никак не мог понять, что гложет его, что не улавливается в спокойном голосе речном. А как понял, щеками заалел. Выгораживает его Ярый, про человека молчит. С лучами первыми тела кокатрисов растворились, жижей темной под землю ушли, вновь в царство мертвое вернулись, к хозяину в услужение, не узнать, что стрелою были поражены. Да и мало ли кто из духов озерных да речных луком владеет. Огневик будто и не слушает, берег осматривает. Щурятся в прорезях глаза алые, переменчивые. То вспыхнут, то рябью угольной подернутся. Прошелся туда-сюда, на пятна на траве посмотрел, на корточки присел, огонек малый с ладони стряхнул. Зашипел недовольно лепесток костра, дымком сизым истаял, в руку хозяйскую вернулся. Каменный только кивает незаметно, не переспрашивает.
Как закончил Ярый, Водник в ладоши хлопнул.
– Как интересно, что делается, – голосом равнодушным молвил, как отрезал.
К нему маски оборотились, ждут.
– Уверен, что навьины дети были? Кокатрисы в Межмирье часто живут, промышляют по городам да селам человеческим. Где горе, печаль появляются, где обида голову поднимает – там их сыскать можно. Портал чай и случайно мог открыться, полнолуние никак было. Навье путь на землю заказан давным-давно, мертвыми повелевает. Где мальчик-ключ? Покажите.
Янис рот открыл возразить, что Милый не виновен, не мог он по воле своей такое сотворить, темень злая им овладела, но Ярый знак подал, просил молчать. Хмурится река, недоволен, под сомнение слово его поставили, как канавку малую пытаются камнями-вопросами засыпать. Водник к озеру отступил, поманил водицу прозрачную. Та рада услужить – плеснула негромко, показала Милого, все еще без сознания на дне лежащего. Подхватила волной, вынесла на берег. Свернулся ключик калачиком малым, голову обнимает, глаза закрыты, ресницы длинные подрагивают. В волосы свои длинные, словно в водоросли, укутан. Лежит, не шевелится. Темень как гарь его обнимает, бока пачкает, по ребрам проступающим ползет. Не похоже на узоры Янисовы, не так густо, не так темно, словно испачкался юноша водный в иле густом, да пристала та грязь накрепко.
– Не видывала никогда такого, – Ветреница на колени опустилась, тронула белое плечико, изгиб талии тонкой. – Водник, знаком ты с Навьей, что это?
Маска чешуйчатая, водная равнодушно покачалась.
– Межмирье открылось, говорю вам. Навьины узоры копьями чернеными на коже проступают, острыми шипами топорщатся. Али не помните?
– Помним, как же, – Огневик в разговор вступил – к ручью не приближается, лепесток на ладони подрастил, тот хищно потрескивает.
Янис за Милого испугался, шагнул было вперед. Но в спину Ярого уперся, перекрыл ему доступ река-страж, за руку крепко взял, запястье сжал сквозь плащ плотный.Оскалился Янисъярви, дернулся, но только крепче пальцы горячие сдавили, не пускают. Шипит Яр в полголоса, к разуму озера расстроенного взывает. Уверен, что Совет не тронет ключика, вины ему не отмерив. Старается Водник отчего-то след от Навьи отвести, не доказывает связь Милого с его теменью Межмирье – ткань меж пространствами, не там и не здесь, как завеса плотная. Закрывает мир живых от мира ушедших, где тени мертвых живут, почивают. Да только как ни прочна – рвется, худится подчас, пропускает тварей разных, голодных, любопытных. Потому и приставлены стражи колдовские. Охраняют озера да реки, поляны особые, остролистом проросшие. Янис – он, как не крути, озеро особое.
– У тебя копья были, а у меня узоры морозные, черные.