– Ты что, Ари, здесь делаешь? Зачем пришел? – Ярый на ноги поднялся, брови на переносице сошлись, лицо потемнело.
– За тобой, – гость руками разводит, на солнце указывает. – На утро же сговаривались, ан не появился, я забеспокоился.
Усмехнулся презрительно Янис на речь эту, на Ярого со злорадством да яростью смотрит.
– Что, потерял тебя суженый очередной, а, Яр?
Ари моргнул удивленно, река только вздохнул тяжко. Царевич примолк, на ус мотает. Видит, как на пришлого озеро косится, как Ярый мигом браваду свою растерял, только досада уставшая на лбу складками глубокими проступила. Неужто просто все так?
Баловник кашлянул виновато, понял уже, что сделал лишнее, теперь исправлять поздно.
– Ари, вовремя ты, – с голосом справившись, Ярый молвил, удивил всех. – Нам водица светлая, живая нужна. Пустишь ли к себе?
– Тебя? – зеленоволосый улыбнулся солнечно, влюбленно. – Конечно, пущу, только, сам знаешь, не властен я над той водой.
– Не меня, царевича, – река на человека указал.
Заморгал удивленно гость незваный, будто только и разглядел человека с духами. А может, и так оно было, кольцо-то вновь потеплело.
– Смертный? Дело другое. К нему сама придет. Но ты проводи, мало ли что. Мое озеро капризное, неугодливое.
Кивнул Ярый, соглашаясь. Улыбнулся победно озеро пришлое, на Яниса взглянул, что рублем одарил.
– На закате приходите, ждать буду, – сказал, поворотился, на Баловня глянул.
Тому деваться некуда, подхватил ладонь изящную, сжал, увел водой проточной подземной.
Тишина на берег свалилась, в траве запуталась. Молчали все напряженно. Янис на Ярого зло, Иван на реку так же, а ключи помалкивали, боясь даже слово вставить.
– Голову оторву, – Яр под нос пробурчал.
– Тяжело обещаться многим, – Янис шипит змеей подколодной.– Ты запретил мне к людям ходить, я отныне запрещаю любовнику твоему на берег мой ступать. Слышишь меня, река полноводная? Хватит с меня разрыва да Милого. Расхлебать бы эту кашу.
– Яни… – страж укоризненно тянет, на Ивана косит – меньше всего человеку хочется показывать ссору.
И так тот жадно слово каждое ловит, с лицом странным стоит, понимающим.
– Нет больше Яни, – злится озеро, Мила крепче к себе прижимая. – Не зови меня так. За воду спасибо, а больше не будет ничего между нами.
Ярый только рукой махнул.
– Мы потом поговорим, без свидетелей нежеланных. Давай Мила в дом отнесу, пусть побудет под твоим приглядом. Стражи еще раз дно посмотрят, притоки. Я открою слияние с течением моим. Тебе нужны силы.
Промолчал озеро, сам Мила на руки взял. Хрупкий ключик, маленький, ан Янис не крупнее оного. Ярый только бровью повел, Хрусталю кивнул. Отобрали ношу у хозяина, вперед его пропустили. С Иваном на бережку стража серебряного оставили. Оба друг на друга смотрят, чисто петухи бойцовые, хмурятся, к ссоре готовые.
Чаро за плечом реки возник, туманом лучистым соткался. Отвлек шепотом легким, касанием осторожным.
– На закате ждать тебя тут буду, – Ярый сказал, не обернулся. – Не бери крестов нательных, серебра не бери.
Промолвил – исчез. Чаро подмигнул царевичу, следом растворился. Осталась пара келпи удивленных, из веток выглядывающих. Конь речной мимо прошел, фыркнул, в воду нырнул с плеском. Озеро довольное зарокотало. Вмиг водица поднялась, на пядь выше стала, траву пожрала на два шага. Ряска засуетилась, отплывать начала, в камышах прятаться пытаться. У дальнего берега булькнуло, пузырями взорвалось, полопалось. Рыбки серебристые на поверхность всплыли, играют удивленно. Стоит Иван в штанах мокрых, комаров гоняет, головой трясет, знания-догадки укладывает. По всему видать, шанс царевичу показался в миру колдовском закрепиться, своим остаться. Покудова батюшка на троне, наследник может гулять. А после – разберемся как-нибудь.
Тихий смех в ветвях не расслышался ухом человеческим, не поймал взгляд платьишка белого кусочек меж завесы лиственной густой. Девочка разноглазая ножками босыми поболтала, за озером пробуждающимся, силы от притоков пьющим понаблюдала, а там и сгинула, будто не было ее.
Хрусталь Мила на перину уложил, покрывалом легким укрыл. Спит ключик, словно и не живой вовсе, только грудь слабо трепещет.
– Янис, не волнуйся, все хорошо будет, – успокаивает хозяина озерного ключ старший, у самого сердце не на месте, переживает, губы до крови накусал. – Вода прибывает, чувствуешь? Сил наберешься, со всем справишься. Мы поможем.
– Спасибо, – Янисъярви молвил глухо, за шею Хрусталя обнял, прижался крепко. – Вы сами напивайтесь, притоки расширьте. Кто знает, сколько милость Ярого продержится. Не перекрыл бы все вдругорядь. Болотом станем… не хочу вас потерять, лучше самому сгинуть.
Испугался Хрусталь пуще прежнего. Всегда Янис веселым был, всегда поддерживал, приободрял. Прорезалась тоска глухая, обреченность стылая в голосе озера печального, от нее холодом мертвенным потянуло, безысходностью темной. Целует ключ озеро жарко, к себе прижимает, пытается уверенностью поделиться, да только слезы крупные по щекам Яниса катятся. Разрыдался озеро, расплакался. Без сил на пол осел, соскользнул, лбом в мрамор уткнулся, сотрясается. Хрусталь и вовсе растерялся. Не видывал он никогда таким Яниса, не смекает, что делать-то теперь. За Ярым не побежишь, не покличешь, самому как унять, успокоить?
– Янисъярви? – на пороге царевич показался, смотрит глазами круглыми, удивленными. – Что случилось?
Ключ руками развел. Сам, мол, видишь. Нервы не железные у озера, не выдержал. Страх, переживания слезами выходят. Сообразил споро Иван, что разговорами тут не поможешь. Подхватил Яниса на руки, сам на кровать, перину пуховую уселся, его на груди пристроил, обнял, укачивает, приговаривает. Что все сладится, сдюжится, что вода светлая всем поможет. Сопротивляется озеро слабо, отталкивать пытается, но не выходит, не удается. Держит крепко человек, не пускает, надежной опорой стал, не оторвать. Хрусталь рядом мнется, не знает, куда деть себя. Тихонько вышел, дверь за собой прикрыл, в воду вернулся.
Баюкает Иван озеро, шепчет ласково, про время забыл, а как в сон Янис провалился, так и сам царевич придремал. Снится ему метель да вьюга ледяные, снег только серый, на пепел похож. Куда идти, не знает царевич, стоит, мнется на месте одном, слушает ветра завывание пустое. Вдруг мелькнуло что-то, коса длинная среди пурги завитков показалась. Отливают волосы синим, зеленым играют. Заколка белая, знакомая у корня косу перехватывает. Бросился Иван вслед Янису, да поскользнулся неловко, упал, оземь грянулся, до крови руки рассадил, нос расквасил. Обернулся озеро, глазами черными, провалами пустыми глянул, рассмеялся. От смеха жуткого и проснулся Иван, будто пером мокрым вдоль хребта провели.
Спит Янис у него на груди, сопит негромко, волосы спутались, в лицо лезут. Отвел царевич пряди мягкие, вздохнул неглубоко, разбудить боится. Пошто теперь ему жизнь прошлая, зачем забавы молодецкие, если такое чудо в руках держит, а то льнет к нему доверчиво. Авось справятся с теменью, заразой странной, сумеет выпросить Иоанн шанс единый для себя и Яниса.
Ногу тронуло, чешуями зашуршало – Васенька под боком свернулся, голову рогатую на колени Ивану уложил, глаза щурит, сон охраняет. Цепочка на шее слабо мерцает, от того взгляд василиска тусклый, не горящий. Пленочка больше не прикрывает зрачок пищалью взведенный, ан не чувствует ничего Иван, не каменеет. Милый отогрелся под покрывалом, развернулся. С другого бока к Янису подкатился, спрятал лицо, в плечо уткнулся. Кабы не руки темные, беспросветные, так и не сказать, что худое с ключиком приключилось. Спит сладко, да и только. Шевельнулся озеро, напрягся, луком тугим выгнулся, застонал глухо. Приподнялся Иван, смотрит. Темень узорчатая выше ползет, страдает Янис, брови хмурит, мечется. За стеной гул нарастать начал, будто камни кто перекатывает, валуны скидывает. Заволновалась вода, в окно заплескала. Затрещало стекло натужно, застонало, боится не удержать напора, растрескаться слезами-осколками.