Царя приложил ладошку узкую к груди широкой, напротив сердца часто бьющегося. Янис сжал пальцы, ногти вонзая, продавливая кожу рубахи. Под одеждой гулко стучало, билось.
Озеро руку отдернул, зябко потер запястья.
Матвей отступил, не смущал. Разлил в бокалы вино золотистое.
– Это особый сорт, из мерзлых яблок, – нахваливал он угощение, протягивая бокал Янису. – Попробуй сладость его, оно некрепкое.
Янис отпил глоток малый, покатал на языке. Терпкое, впрямь морозное. Словно плод спелый среди стужи забыли, потом отогрели,и он отдал всю сладость свою.
– Вкусно, – озеро проглотил и пригубил заново.
Матвей едва прикоснулся к бокалу, опять засмотрелся на Яниса. Как тот мелкими глотками смакует вино, опуская ресницы густые, тень на щеки бросая, пряча блеск в глазах колдовских озерных.
– Давай выпьем за красоту? Прости опять слова мои, не могу удержаться, разум мутится.
Янис спрятал улыбку за бокалом, но послушался, позволил его заново наполнить и поднял, слова принимая.
– Я никогда не видел созданий прекраснее духов лесных. Но теперь знаю, что есть те, кто превосходит их ликом волшебным.
– Не стоит, – Янис допил вино, облизнулся. – Не люблю лести.
В голове легонечко зашумело – напиток оказался коварен. За сладостью и легкостью таилась крепость немалая, яблочным хмелем напоенная.
– Я правду говорю, – Матвей сменил тон, согнал улыбку игривую. – Я никогда так не терял голову. Я царь, у меня есть выбор, но сейчас я словно мальчишка робкий… не знаю, как подступить к тебе. Оттого глупости и банальности говорю.
Царь руку протянул, ладонью вверх развернутую. Предлагал, открыто и честно, и колебался Янис, не зная, принять или отвергнуть. Истомился он по ласке крепкой, по объятиям твердым, уверенным. А…
Вложил озеро пальцы бледные в протянутую руку, ощутил жар ладони человеческой. Матвей ближе к себе притянул, на колени усадил, погладил по волосам, отводя их в сторону. Потянулся к шее, тронул ее губами – легко, с опаской, вдыхая чистый запах воды и кувшинок от Яниса. Ладони меж тем легли на спину, ткани не поднимая, гладя уверенно и нежно. Янис поплыл. Зашумело сильнее в ушах, закружилась голова легонечко. Откинулся он назад послушный, принимая ласки первые. Поцелуй с горчинкой яблочной, с винным морозным привкусом разбудил, зажег страсть любовную. Матвей соскользнул на пол, на себя юношу укладывая, обнимая крепче, обвивая. Целовал плечи белые, потащил одежду прозрачную, обнажил и залюбовался. Янис приподнялся, себя показывая. Заколка белая в волосах держалась крепко, потому видел царь очертания человеческие, без чешуи блескучей, зеркальной, без когтей и острых скул. Но нравилось ему то, что он видел. Гладил по тонкой талии, опускался на полушария ягодиц нежных. Пересчитывал жемчужины выступающих позвонков. Выгибался, стонал Янис под его прикосновениями. Ерзал нетерпеливо, требуя большего.
Уложил его Матвей рядом, изучил губами, поцелуями разлет ключиц хрупких, приласкал ореолы светлые, горошинки сосков сжатые, прикусил. Вздрогнул хозяин озерный, выгнулся луком тугим, тетивой натянутой.
Матвей утаил усмешку довольную, чувствуя отклик на действия свои. Скинув одежду, он снова припал ртом жадным к коже белой, прохладной. Оставил печати-подписи из следов алых. Янис вздрогнул, живот его поджался на вдохе коротком, прерывистом. Пальцы Матвея скользнули ниже, бесстыднее. Огладили впадину паховую, подвели ласку к самому сокровенному. Озеро развел колени шире, закрыл глаза плотнее, наслаждаясь властью над собой и не думая ни о чем. Пусть его прошлое, пусть его настоящее. Сейчас ему было хорошо.
Матвей знал науку любовную, распалял-разжигал без трепета. Не стеснялся пальцы умелые заменять ртом горячим, облизывал языком юрким, держал в ладони крепко, не торопясь и медленно дразнил, вел за собой.
Когда возлег сверху на готового Яниса, тот обхватил его ногами длинными, привлек для поцелуя глубокого и вскрикнул, принимая. Матвей пытался себя в руках удержать, но потерял голову. Не ожидал царь искушенный, что его так увлечет, закружит удовольствие, отклик искренний, узость и трепет любовника нежданного. Руки бледные, обвившие шею, открытое доверчиво горло, на котором проступали цепочки поцелуев жадных. Тело горело, само двигалось. Не слушало разума, не хотело мириться с контролем. Матвей жестче сжал бедра узкие, придерживал мечущегося Яниса, слушая его стоны сладкие. Томление волной накатывало, затмевало отблески огоньков волшебных. Забился озеро под царем, задержал дыхание, сжал его в себе туго-крепко, расплескал негу молочную, запачкав живот себе и любовнику.
Царь недолго продержался, еще несколько вдохов он двигался, потом уткнулся лбом вспотевшим в плечо бледное и сдавленно застонал сквозь зубы сжатые.
Янис бессильно раскинулся на полу жестком, холодном. Матвей приподнялся на локте, все еще лежа на нем, меж бедер белых, мелко подрагивающих. Юноша приоткрыл глаза мутные. Царь впервые увидел, что они серо-синие, в черточках изумрудных. Оттого и цвет меняли на свету разном, оттого казались бездонными, как озеро его лесное. Приласкал царь скулу нежно, тронул губы мягкие, раскрытые.
Завозился Янис, с легким стоном попытался приподняться. Да только царь не пустил. Встал во весь рост свой немалый, подхватил Яниса на руки. Выпросил, которая из дверей светлых в спальню ведет, и понес туда.
Роман пришел в себя не скоро. Цыган стряхнул странное очарование озера. Плошка луны сияла так ярко, что не будь серебристой светотени, молоком разлитой на лесных стенах и траве белесой, решил бы охотничий, что день светлый продолжается. Камыш качался, завораживая шепотом своим, плавной грацией. Раскрылись кувшинки ночные, прозрачные,светлые. Над ними огоньки живые зажглись – трепещут крылышками, перелетают с цветка на цветок.
Тут под руку ткнулся бархатный храп, очарование разрушил. Келпи требовательно потянул карман куртки охотничьего, требуя угощение. Какие бы лошадки не были водные, ласку любили простую, понятную, сахар клянчили настырно, собирая с ладони сладости. Погладив машинально коня меж ушей аккуратных, Роман вздрогнул, осмотрелся, словно проснувшись. Охотники уставшие расселись, разлеглись вокруг костра малого. Смеются, истории рассказывают. А обитатели озерные, хозяева приветливые, сидят подле них, слушают, головами качают. Мавки не тянут в воду, топить не думают, юноши стройные с глазами, как ключи холодные, прозрачные,подхватывают байки веселые, шутки острые, да и возвращают без скромности, никого не стесняясь.
Цыган вышел из-за ивовых ветвей, за ним жеребчик потянулся. Ищет охотничий глазами царя, только не видать было государя, да и хозяин озера, юноша с длинными волосами, отличный от всех статью и телом изящным, не показывался. Забеспокоился Роман, как бы не приключилось чего. С малых лет они с царем дружны были, если водилась та дружба между вольным цыганом, ко двору приблудившимся, и царевичем наследным. Как теперь упустил государя из виду, позволил опасности неведомой подкрасться? Мог за себя царь постоять, только здесь все непростое, колдовству подвластное.
Цыган обошел веселую компанию, спустился к кромке озера, где раз крайний видел он хозяина озерного и государя уставшего. Над водой клубился парок малый, огоньки танцевали, подсвечивая разошедшуюся воду. Вниз лесенка малая каменная убегала кокетливо. Ступил на нее Роман, внутренне робея. А ну как сомкнется озеро водой колодезной – и всплыть не успеешь. Но вода колыхалась, зачарованная, тонкими стенками расступалась. Рыбки любопытные тыкались носами в границу, смотрели на цыгана да плавниками шевелили слабо.
– Государь? – Роман шагнул через порожек невысокий в светлую горенку.
На полу лежала одежда комком сваленная, на столике диковинном, хрустальном стояла бутылка вина, которую царь с собой на охоту велел положить, чем удивил несказанно, да бокалы пустые, лишь глоток на донышке остался малый.