Ручьи меж тем разделились. Игривый дном илистым, каменным прошел. Верхом поднялся на гладь водную, призраком прозрачным, туманным промчался до истока, вернулся до порогов, с водопада спрыгнул. Чаровник по цепочке озер устремился. У реки охранной своя долина обширная. Ан незащищенных, требующих присмотра не так уж и много. Озера одинокие, пара тонких сестер-речушек, впадающий в Ярого много дальше, почти у самого моря. Баловник у дома речного остался, за табуном присматривать надобность была великая. Коли сорвутся келпи в бег оттаянный, вспучится река вновь, из берегов выйдет. Студенец ему помогает, отвлекает лошаков беснующихся, кругом водит, котел водный создает.
Полночь приблизилась, не нашли ничего стражи. Ан келпи не унимаются, гарцуют, ржут взволнованно. Ярый вернувшийся отпустил вожака в табун, сам в реку вошел по пояс, вздыбил, заслон установил. Пусть лучше дом его всплывет, водой затопленный – не страшно, но не выскочат келпи на равнину вольную, не потопят деревни, города рядом с берегом стоящие.
Угомонилось все как началось: внезапно, негаданно, нежданно. Только зорька первая проклюнулась, рассыпались лошаки водными струями, вниз на дно ушли, залегли. Яр на траву мокрую сел, лоб утирая. Рядом ручьи попадали утомленные, из сил выбившиеся.
Долго спал Янисъярви, сном тяжелым, забвенным. Кошмары не тревожили, обходили его стороной и сны светлые. Боялись тумана темного, клубящегося, что вокруг озера вился, опутывал. Купался Янис в тумане том плотном, себя терял. Уходил словно далеко-далеко, возвращался с неохотой, а очнулся, глаза открыл, от поцелуя жгучего, шею опалившего. Глаза Янис распахнул, вдохнул полной грудью воздух ночной, искрами озерными напоенный. Лежит он на постели, не укрытый, без одежды, коса растрепалась. Рука чья-то нежная, осторожная, по спине его гладит, жемчужинки позвонков выступающих перебирает, щекочет.
– Проснулся, мой хороший? – шепот ласковый змеиной сладостью в уши вползает, дурманит.
Дернулся Янис, прочь откатился, охнул, на спину перевернувшись. Боль, хоть и легкая, охотно зубы показала, напомнила. Вспыхнули огни болотные, яркие, заместо светцов озеру служившие, охватили опочивальню светом зеленым, призрачным, тусклым. Словно боятся подступиться к темени, что крыльями рваными вокруг постели лежит, дремлет чутко.
– Не пугайся, тебе отдохнуть еще надо бы, пока раны затянутся окончательно.
Смотрит Янис, глазам не верит. Лежит на его постели мужчина незнакомый. Лицом красив, бледен только, глаза большие,темные, бездонные, едва зрачок угадывается, а более нет светлой точки даже. Волос длинный, черный, густой, волной по подушке раскинулся, кляксами густыми до пола стекает, кончики в темень окунаются, искрами подмигивают. Пальцы тонкие шелк простыней сжимают, перебирают, играются. Тело гибкое, в одежду странную, узкую затянуто, чисто шкура змеиная – переливается, блестит узорами, очертания меняет. Моргнул Янис, гость его незваный тут же рядом оказался, за руку взял, запястье ледяным прикосновением ожег, выстудил. На полголовы выше будет, да только толку в том росте – худое тело, призрачное. Сквозь него, как сквозь завесу, комната проглядывает. Но хватка крепкая, настоящая.
Вырвал Янис руку, на ноги вскочил, к стене спиной хотел прижаться, защиту ее почувствовать. Но нет стены – в комнату с зеркалом открыт проход, будто и не было никакого заклятья. На полу снежинки его беспомощные рассыпаны, мертвые. Не дозваться, узор наново не собрать.
– М, не расстраивайся, – мурлычет незнакомец, слова вибрируют, будто от стен отскакивают, голос глубокий – в таком утонуть легко, будь ты хоть дух водный. – Новая будет лучше, не на слове честном, на силе замешана.
– Кто ты? – Янис спросил, к дверям пятясь, босыми ногами на осколки наступая.
– Навья, – улыбка широкая, клыкастая вмиг лицо бледное осветила, в черноте глаз отозвалась. – Чай слышал обо мне, озеро студеное, заповедное? Не царь, конечно, я, не страж, да и не гостил давно в верхнем мире, ан должен ты имя мое слышать. Не чужой я тебе.
Еще шажок маленький Янис сделал, на комод резной едва не наткнулся, край острый больно в спину кольнул, уперся, прямо в рубец незаживший. Шире улыбнулся Навья, боль как запах зверя раненого чуя.
– Имя слышал, – кивнул хозяин озерный. – И про то, что нежеланный ты гость в верхнем мире. Но в знакомцы тебе не набивался, первый раз вижу.
Туманом фигура мужская рассеялась, облачком черным по комнате метнулась, у дверей сызнова соткалась, дорогу заступила. Прянул Янис в сторону, на окно оглянулся нервно.
– Яни, Яни, – пропел, протянул Навья, за плечо озеро ловя, придерживая, – тебе еще столько предстоит узнать. И сделать.
– Сбежать бы, – буркнул озеро себе под нос, чувствуя, как щиколотки темень охватывает, по чешуям ползет.
Щелкнул Навья пальцами звонко. Взвилась тьма с пола, щупальца вытянула, опутала озеро, назад отбросила. По постели, простыням шелковистымраспластала. Обвила плотно ноги-руки, кандалами стала прочными. Силится озеро выкрутиться, только сильнее плети дымные сжимаются, давят.
– От меня сбежать? – смеется Навь, рядом оказываясь, верхом садясь, прижимая. – Полно те, Яни. Куда бежать-то? К кому? Кому ты нужен теперь, теменью порченный. Смотри, как она тебя обвила, прильнула.
По знаку короткому, щупальце крепкое Янисову руку вздернуло. Ногтем длинным Навья проследил узора завиток лихой, тугой, наклонился, губами коснулся. Извивается Янис в путах, силится отстраниться, но не получается, крепко держит туман призрачный, не дает двинуться с места. Крутится озеро, бьется. От прикосновений ледяные иголочки под кожей расходятся, как льдинки в мороз крепкий, колют, обжигают. Смеется Навья, играется, на Яниса посматривает.
– Не бойся меня, озеро, – шепчет на ухо, рядом вытянувшись, к себе привлекая. – Не причиню тебе зла. Ты же драгоценный, как зеркало твое. Вот уж не думал, что такой подарок мне совет преподнесет к возвращению моему.
– О чем ты?
Вдохнул Навья глубоко, запах озера втягивая хищно, потерся щекой о его плечо, чисто кот ласкается, только когти острые уже выпущены, готовы вонзиться. Янис мысленно Ярого звать пытается, да только сам понимает, что зов его в пустоту уходит. Не слышит его страж, будто стена между ними. Вода в озере волнуется, хозяина своего потеряв, плещет, перекатывается, бессильна без приказа прямого в дом ступить, помочь, подсобить.
– Ты никогда не думал, зачем тебе, такому юному и беспечному, зеркальце отдали? – хозяин мертвых прядку тонкую с лица Яниса отвел, приласкал скулу, ухо тронул, контур обвел, зашептал. – Артефактом ты не пользуешься, не спрашиваешь его ни о чем. Среди людей легенды ходят, дескать, тайны хранит зеркальце, ан какие и как взять – никто не знает. Потому и царь твой намудрил, напутал, не то и не у того спрашивал.
– Я не понимаю, – едва слышно перебил озеро, мечтая отчаянно, чтоб все сном обернулось. – Откуда ты про Матвея знаешь?
– Яни, – снова ласково тянет Навья, поцелуями легкими путь от шеи к груди протягивая, намечая, – давно за тобой наблюдаю, слежу. Нравишься ты мне, озеро. А царь твой вопросы задавал, угрожать мне смел. Представляешь? Отчаянный человек, потому и пожалел его, смерти полной не отмерил. Ан недолго ему осталось на свете этом. Дурак человек, зеркало кровью своей напоил, думал, мне хватит этого подношения. Не питаюсь я кровью человеческой, без надобности мне она. Жизней и без того накопилось много. Читал бы правильные книги, знал бы царь, что не зеркало надо спрашивать, а… озеро, которое его хранит. Тебя, Яни.