– Не все так просто, цыган. Без Яниса зеркало пропадет, исчезнет, а у Навьи сил нет таких, чтоб в верхнем мире развернуться. Союзники ему нужны могучие. В тот раз он силу копил долго, тайно. Из Совета тянул, с каждого понемногу, собирал, хранил. Даже всех ключей озерных выпив, самого Яниса до дна осушив – не наберет он столько, чтоб задуманное исполнить.
Замолчали все трое, задумались. Мрачная картина стоит перед глазами, не рассеивается. И никак головоломка заморская не складывается, словно кусочка малого не хватает. Слышно стало, как Чаро в доме ругается, василиска приструнить пытаясь.
– Да куда ж, пламень тебя забери, лезешь! Вася! Совесть где твоя!
– Пламя! – Иван вскочил как ужаленный, чуть Романа не опрокинул. – Ярый, ты можешь от пламени синего набирать силу?
– Нет, – страж хищником лесным прищурился, понимает, куда царевич клонит. – Никто не может, кроме Яни, от костра синего питаться. Но…
– Но что? – Роман поторопил.
– Отдавать он ее может только по воле доброй.
– Вот зачем ему все эти пляски обрядные, – царевич локтем двинул, чарку едва наземь не своротил. – Если Янис его по доброй воле в полнолуние приветит, что тогда будет?
Ярый молчал, Роман молчал.
– Будет дорожка вечная из одного пространства в другое, – Водник на крыльце появился, из сумрака дождевого вышагнул, соткался. – Силы костра синего хватит на то, чтоб мир расколоть, тварей темных выпустить, душ ушедших приманить. Не все они добрые, не все помнят, кто и что они. Потому голодные и опасные, потому и темень с собой тащат, живое губят невольно.
Раскат грома ливневый гул расколол, молния поперек неба пролегла, языком изломанным впилась в горизонт за водой бурлящей, речной. Водник плечами повел, капли с себя стряхнул. Собрались в ручеек малый, стекли с крыльца каменного, затерялись в траве.
– Почему ты не вмешаешься? – Ярый хмуро на нового гостя глянул, губы поджал, помрачнел.
– Рано еще вмешиваться, – один из Совета на стуле уселся вольготно, ногу на ногу положил, в чарку пустую заглянул. – До полнолуния ничего с озером не станется, Навья его убережет, охранит от любых невзгод. Терновник темени не пропустит никого к берегу, выпьет, иссушит, только ступи к шипам его поближе. Ни один смертный али дух к озеру не подойдет, покудова луна полная на небе не встанет, пламень синий на водах его не заиграет, вровень с деревьями вековыми поднявшись.
– Тогда терновник пропадет? – Иван снова горячится. – Али само все распогодится, развеется? Почему нельзя сейчас пройти? Я же видел, как под водой келпи скачут, можно через токи подземные, ручьи или…
– Ты ключей видел, царевич? – Водник ласково, словно дитю малому улыбается, раздражаться не спешит. – Они теменью поглощены. То же самое и в проходах подземных, водных жилах будет – только завязнете, сгинете, никто не вспомнит.
Роман на реку поглядывает, на духа незнакомого, про коего слышал многое, слова при себе придерживает, слушает больше. Страж тоже помалкивает, Ивану яриться позволяет, смотрит, хмурится.
– Но надо что-то же делать? – вконец царевич из себя вышел, забегал туда-сюда, нервенно руки заламывая. – По воздуху подобраться?
– Отчего люди не летают? – Водник рассмеялся, зубы острые показал. – Повеселил ты меня, царевич, потешу и я тебя в ответ. Нельзя к озеру сейчас подступить и теменью не заразиться. Для человека темень сладкая, да только высушивает быстро, памяти лишает, пьет. Как отца твоего. Нет ему спасения, коли сам по доброй воле в пасть зверю голову сунул. До полнолуния осталось всего ничего, седмица единая. А когда костер синий колдовской вырастет до небес, затрещит, заиграет, тогда ослабнет внимание Навьи. Отзовет темень к себе, на другом сосредоточившись.
– Сколько времени у нас будет, – Ярый спросил, – чтобы успеть Яниса вытащить, Навью обратно в нижний мир вернуть?
Водник подбородок потер, на стража пристально взглянул серьезно.
– Нисколько. Пока Навья не получит силы достаточно, не напитается через Янисъярви пламенем, его никто не сможет ни тронуть, ни убить. Тень он, как души его неспокойные. А тени бесплотны. Не вернулся он еще.
Иван воздухом подавился, от возмущения пятнами багровыми пошел. Слов подобрать не может, даже ругательства матерные – и те поперек горла встали, застряли, никак выходить не хотят.
– Правильно ли я понял, – тяжело и медленно река сквозь зубы произнес, – чтобы победить Навью, Янис его принять должен и пламенем напоить?
– Верно все понимаешь, страж, – со смешком ехидным Водник кивнул – да тут же со стула исчез дымком линялым, сызнова у стены возникнув.
От удара плети серебряной камень стола треснул, раскололся, стул и вовсе мелкой щепой пошел, брызгами прянул в стороны разные. Иван да Роман едва лица поспели закрыть, их потоком воздушным прочь оттащило, повалило наземь. Река зарокотала вспенилась, бугром выгнулась. Страшен страж стал, темен лицом. Только глаза серебряные полыхают яростью.
– К чему Совет нужен, коли жертвуете духами, не раздумывая?! – грохотом валунов на перекатах голос Ярого разбавился, и не поймешь – плещет али рычит зверем раненым.
– Совет затем нужен, – Водник не улыбается больше, – чтобы правильно взвешивать, отмерять. Ты сердцем думаешь, хоть и считал всегда, что нет его у тебя, а я вижу, что на одной чаше Янис стоит, а на другой мир весь колдовской, да и людской в придачу. И что-то мне подсказывает, что случись выбирать самому озеру, выбор тот же сделал бы. Если все правильно сложится, если успеете вовремя, убережешь суженого, вернешь живым.
Плеть в руке занесенной гудит натужно, на волю просится.
– Коли найдешь выход другой, – спокойно Водник продолжает, – то готов его выслушать. Сроку тебе до полнолуния. Остальные из Совета не помогут тебе. К битве готовятся. Даже малая часть того, что прорвется, может вред причинить, темень разнести аки заразу моровую. Они предлагают проще поступить – убить Яниса до полнолуния, а там тень Навьи в нижний мир кое-как вернуть, ждать следующего раза. Озеру нового одушевленного сотворят, зеркало сызнова спрячут да и продолжат на бочке пороховой сидеть, от всего таиться.
Опустил Ярый плеть, исчезла та с шипением тихим, растворилась. Пока Роман Ивану встать помогал, оба не заметили, как растворился Водник насовсем уже, как Чаровник с Игривым, вернувшимся аккурат только что, из дома выскочили, доспехом на ходу покрываясь. Василиск следом выпрыгнул, клюв раззявил, завопил беззвучно, как кокатрисы давешние. Вдругорядь людей на землю опрокинул, спохватился, замолк, закурлыкал виновато. Ручьи оглядываются, не поймут, что случилось, мрачный хозяин молчит, взгляд в пол опустив.
– Успокойтесь, хорошо все – Роман первым опомнился, махнул, Ивана поддержал. – Чувства говорили, теперь разум вернулся. Думать дальше будем. Будьте ласковы, еще чарки принесите, те побились.
Ирро сказать хотел, да только молча челюсть отвесил. На человека дивится. Они-то, зная норов Ярого, сначала прочь отскакивали, после оценивали. А тут ни бровью цыган не повел, даром что бровь та рассажена осколком каменным, кровь капает.
Пока Ярый над крыльцом колдовал, пока ручьи суетились, василиск к царевичу с жалобами лез, Роман лицо рукавом утер, на ступеньке нижней сел, вдаль уставился.
– Дайкось рану залечу, Роман, – Ярый рядом опустился, покудова царевич на разговор с Ирро отвлекся. – Крови запах мало ли кого приманит.
– Ты реку-то уйми, страж, – цыган на стихию бурлящую кивнул, собственной царапиной не озаботившись, только подивился про себя, что Яр его по имени назвал. – Неровен час, из берегов выйдет.
– Не могу пока, – Ярый даже улыбнулся, мрачно, криво, Чаровника подозвал, тот без приказа со шкатулкой резной явился. – Покуда не успокоюсь сам, вода бурлить будет. Зелья эти на людей не рассчитаны, но потерпи.
Баночка темная запах полыни выпустила, обожгла колючей льдинкой. Роман вздрогнул от неожиданности, боли резкой, короткой. Но перетерпел, не отстранился. Зашипело, зашкворчало рассерженно.