Нет-нет, рассмеявшись, сказали они, водородных бомб они здесь не производят, их дело — поддерживать технику в порядке, вот и все.
Какую технику? Ну, как вам сказать, — ну вот всю, какая тут есть у Хозяина.
Никки обнаружил, что при всем удовольствии, с каким они отвечали на вопросы о своих машинах, стоило ему перевести разговор на более общие темы, как ответы их становились невнятными. И глаза у них приобретали сходство лошадиными, совсем как вчера у Джуди, и чем дальше он продвигался в своих вопросах, тем сбивчивей они отвечали, пока не умолкли совсем. Они не пытались что-либо утаить. Они просто не знали ответов, — не интересовались ими, — и, похоже, даже забывали вопрос, еще не успев дослушать его. Вопросы стекали с них, как вода с утиной спины.
Все, чего он добился от них, — это что Китаец и доктор МакТурк, и негр (его звали Пинки), и майор авиации, имя которого дети видели на двери, были специалистами, помогавшими осуществлять План. Какой план? Ответом служил бессмысленный взгляд.
Если не считать этой мертвой зоны в их разуме, онемелой, как от инъекции новокаина, люди в джинсах были вполне нормальны, насколько могут быть нормальными, скажем, смотрители маяка, сходством с которыми все они обладали. Люди, работающие на маяке, друг друга, как правило, недолюбливают, — большую часть времени им приходится проводить вместе, в тесном помещении, вот они и становятся молчунами и углубляются каждый в свое излюбленное занятие, — впрочем, если не считать чуть заметной напряженности в отношениях между техниками, проистекавшей из чересчур досконального знания друг друга, люди они были мирные. Появление Шутьки и близнецов их оживило, — все-таки новые впечатления и новая пища для размышлений. Один из них даже запасся костью для Шутьки и преподнес ее, смущаясь. Шутька из вежливости кость приняла, но тут же засунула ее за трансформатор.
— А кто у нас Шутьку украл? — спросила, вдруг вспомнив, Джуди.
Этого они не знали.
Они даже огорчились, узнав о покраже.
Они и видели-то ее всего один раз, когда вытаскивали из воды.
Трогательно было смотреть, как они норовили подольститься к собаке и как завидовали тому, кто додумался припасти кость. Наверное, каждому мужчине нужен кто-то, о ком он может заботиться, пусть даже это будет всего лишь жена, и вероятно по этой причине моряки вечно возятся то с попугаями, то с судовым котом, то с мартышкой-моной, у которой мех отливает зеленью, и которая до конца плавания, как правило, не доживает.
Джуди не очень интересовалась манометрами, а большая часть вопросов, задаваемых Никки, и вовсе не отвечала ее настроению. Они ее раздражали. Она-то знала, в чем состоит план Хозяина, хотя и забыла что-то главное в нем и потому не могла его в точности описать. Вопросы же казались ей проявлением подозрительности, а то и дурных манер. Послушав их несколько времени, она нетерпеливо воскликнула:
— Пойдем лучше кухню посмотрим.
Поднимаясь в лифте, Никки предпринял последнюю попытку.
— Ты вел себя, как грубиян, — только и сказала она.
— Но почему же они ничего об этом не знают?
— А их, наверное, загипнотизировали, — язвительно сообщила она, — совсем как меня.
— Ну пожалуйста, Джуди.
— Ой, да заткнись ты. Заткнись, заткнись, заткнись!
И Джуди принялась приплясывать по всей кабине лифта, распевая последнее слово голоском, который, как она знала, выводит его из себя.
Кухня оказалась набита техникой не хуже машинного зала. Такие морозильные камеры, холодильники, электрические сбивалки, мойки, картофелечистки и машинки, открывавшие консервную банку, стоит только ручку покрутить, встречались в Англии далеко не на каждом шагу, — даже и в герцогском дворце, посещаемом публикой за два шиллинга шесть пенсов с человека (путеводитель за отдельную плату). Скрытая в Джуди домохозяйка была очарована.
— Ой! — восклицала она. — Смотри, картонные чашки, их же можно просто выбрасывать!
Единственным обитателем кухни был негр, Пинки, и неожиданные посетители привели его в такой же восторг, в каком пребывала Джуди. Хотя люди внизу и говорили, что он — один из главных на острове инженеров, он был к тому же и поваром. Он провел их по кухне, наполненной восхитительным ароматом овощного супа и лука, медленно наливающегося золотом под крышкой сковороды.