А потому я вскочил, — очень ловко и быстро, прошу заметить, — развернулся и сказал:
— Ну что за херня! Да я порву, как…
После этого я говорить перестал. Потому что понял, что упираюсь лицом в чей-то гранитный живот. Сам я парнишка не сказать, чтобы маленький, — метр восемьдесят с небольшим вершком, — поэтому сие открытие меня неприятно поразило. Если мое лицо — на уровне его живота, то на каком уровне его лицо? Вопрос немаловажный. А ну, как он истолкует мое восклицание, как личное оскорбление (чем оно, на самом деле, и было), и решит поучить меня литературному русскому? Я не желал учиться литературному. По крайней мере, не у этого учителя. А потому отступил на пару шагов назад, уперся спиной в железо автомобиля и обозрел своего визави в полном объеме.
Объем впечатлял. Два с лишним баскетбольных метра, бочкообразная грудь и мощные руки. Все это добро было упаковано в замечательно дорогой белый костюм и увенчано коротко стриженной головой с самодовольной ухмылкой на самом видном месте. Впрочем, не спорю — он имел полное право так лыбиться. Мне же ничего не оставалось, кроме как тоскливо натянуть сперва трусы, а потом и брюки.
— Салют, смертничек! — прогудел гигант.
— Салют, — пробурчал я, возясь с неподатливой молнией на штанах. — Чтоб я так жил — и чтобы да, так нет… Ты кто — местный терминатор?
— А что? Похож? — он еще сильнее выкатил грудь. Стало реально страшно — а ну, как заденет? Сотрясением мозга не отделаешься.
— Не то слово, — я, наконец, справился с ширинкой. — Больше, чем фотокарточка. Шварценеггер грустно чешет харю. Костюмчик, небось, на заказ шил?
— Само собой.
— Небось, дорого обошелся?
— На хлеб с маслом осталось. А чего это ты так за мои финансы распереживался?
— Да плевал я на твои финансы, — с похвальной откровенностью сообщил я. — Просто сообразить пытаюсь, откуда ты взялся.
— А вон из той тачки, — он махнул рукой в том направлении, откуда приехал и я. Мощно так махнул. Не совру — меня чуть порывом ветра не опрокинуло. Но я устоял. И даже посмотрел в ту сторону, куда он указывал.
И клацнул с досады зубами. Там, метрах в двадцати пяти-тридцати, маскируясь под цвет асфальта, стоял седан системы «Вольво». Имея за лобовым стеклом еще двоих седоков. Может, конечно, их было и больше, но я разглядел только двоих. Впрочем, количество роли не играло. Как и тот факт, что с маскировкой у седана получалось хреновастенько. Но свою задачу он выполнил — подкрался ко мне бесшумно и незаметно, и высадил десант, который, в свою очередь, провел весьма удачный рейд по моим тылам. Так что «Вольво», по большому счету, можно было хоть в серо-буро-малиновую полосочку разрисовывать. Мне от этого легче не станет.
— Понятно, — вздохнул я. — А ты, вообще, кто будешь? Блюститель нравственности?
— А я могу с правой, — спокойно сообщил гигант. — Могу и с левой. Ты разницы не почувствуешь.
— Не надо с правой, — возразил я. — И с левой не надо. Я тебе верю. Ты именно по мою душу?
— Угадал.
— А как узнал, что меня именно здесь искать надо? Мы же почти в лесу. Почти в глухом. Так не бывает.
— Вот ты гонишь! — заржал он. — Мы-то здесь! Значит — бывает. Ты оглянись, братан! Видишь эту матреху?
Я обернулся и посмотрел в салон. Получилось не очень, потому что я стоял вплотную к машине. Брюнетка не потрудилась переместиться поближе, а мне нагибаться, чтобы заглянуть в ее лучистые, мать их, глаза, почему-то не хотелось. Позвонком чуял — чревато. Хотя, если разобраться, гиганту никакой выгоды не было нападать на меня сзади. Он и без того был хозяином положения. Я, к примеру, даже спорить с этим не собирался.
Короче, от брюнетки я увидел только два окорочка, на которые недавно повелся, как сом на лягушонка. Платье на них было уже одернуто, куда подевались трусики — бог весть. Я положил их рядом с окорочками, на сиденье. Но сейчас там было пусто. Спрятала улику? Гиганта, что ли, застеснялась? Так это глупо — он, пока меня из машины извлекал, наверняка все, что нужно рассмотреть успел. Но не это важно. Важно было другое — именно брюнетку имел в виду гигант. И я не нашел ничего лучшего, кроме как буркнуть: