Делать было нечего. Вязать больше не хотелось, Лина выполнила все задания хозяина. В комнате чистота, как и в голове, свободной от мыслей. Девушка разделась и легла в кровать, надеясь забытья сном, хотя спать вовсе не хотелось. Она смотрела на старую стену с засаленными обоями, не менявшимися с ее самого появления в этом богом забытом месте. Лина давно привыкла спать при свете - выключателя в комнате не было. Лишь несколько раз за все девять лет, благодаря редким перебоям электричества, она оставалась в кромешной тьме. И темнота эта ее безумно пугала. Только вид привычных вещей успокаивал Лину. И лицо хозяина, одновременно внушавшее благоговейный ужас.
Из полудремы ее вырвал скрип открывающейся двери, и Лина тут же уселась на кровати, готовая к любой команде хозяина.
- Ты соскучилась по мне, моя девочка? – улыбнулся тот, закрывая дверь.
Лина закивала и чуть слышно произнесла:
- Да… очень…
Ее лицо озарило неподдельное счастье, а глаза засветились любовью. Первое время долгие разлуки с хозяином лишь возвращали ей разум и понимание того, куда она попала. Лина почти физически могла ощущать, как чувство любви уходит, как наваждение покидает ее тело и душу. И каждый раз при возвращении хозяина ей приходилось привыкать вновь, снова проходить через круги ада, страх и отвращение лишь для того, чтобы опять в него «влюбиться». Когда же пришло осознание, что это замкнутый круг, разлуки стали только усиливать чувства, потому что их потеря перестала приносить облегчение, а лишь преумножала муки в и без того нелегкой жизни. Лина приспособилась. Приспособилась к этим нечеловеческим условиям с помощью чувства, которое многие называют болезнью. И в некоторых случаях ничем иным его называть не приходится.
- Я тоже соскучился, - нежно поцеловал ее хозяин.
Сегодня он был в хорошем настроении, и это сулило прекрасное времяпрепровождение в его обществе. В такие моменты Лину уже ничто не беспокоило, и она вилась вокруг хозяина, внимая каждому его слову и прикосновению. Он уже давно понял, что Лина стала безобидной, и перестал быть начеку, опасаясь очередной спицы, всаженной в живот, когда он меньше всего того ожидает. Но, несмотря на это, хозяин продолжал запирать ее. Он и сам верил, что в этом давно нет никакой нужды, но так было спокойнее. Им обоим. Ему – потому что он понимал, что Лина может захотеть видеть его раньше, чем он сам того пожелает. Ей – потому что гораздо проще с чем-то мириться, когда нет иной альтернативы. Она уже не знала другой жизни и знать не хотела, скорее боясь, что та ей понравится, нежели иначе. У нее была ее коморка, рукоделие и хозяин. Что еще нужно для счастья?
Он тоже не знал, что еще могло быть нужным женщине, поэтому не считал необходимым давать Лине больше того, что уже ей предоставил.
На хозяине были брюки и белая рубашка с расстегнутым воротом. Он давно не приходил в форме. Хозяин перестал одевать ее после одного случая, когда сильно избил свою пленницу и замарался кровью. Это было еще в самом начале их истории, и с тех пор Лина ни разу не видела на нем кителя и погон. Несмотря на многочисленные россказни о своей работе, ее покровитель никогда не говорил ничего конкретного. Возможно, это была профессиональная привычка, заставляющая скрывать детали, которые не стоит знать посторонним. Даже спустя все эти годы он все еще избегал конкретики в отношении своей личности. Лина до сих пор не знала ни его имени, ни возраста, ничего, что могло бы помочь ей отыскать хозяина, окажись она за пределами места своего заточения.
Прошло несколько месяцев с тех пор, как Лина попала в рабство. Она ни разу не говорила со своим хозяином, если не считать вынужденных фраз, служивших ответами на вопросы, оставить без внимания которые можно было только ценой собственного здоровья. Хозяин пришел грустный и молча уселся на стул. Лина исподлобья наблюдала за ним, не говоря ни слова.
- Я никогда не хотел просто сделать тебе больно, - после долгого молчания произнес парень.
Девушка прислушалась, но не шелохнулась.
- Для вас все кажется нормальным… вы гуляете, трахаетесь напропалую, не задумываясь о том, что будет чувствовать тот, кому вы достанетесь… если бы я опоздал, ты бы стала такой же, как все эти швали, трясущие своими дырками, как пряниками, перед всяким отрепьем. А разве такой ты хотела бы быть, а, Лина?