Через месяц, полный бесплодных поисков, Хомутов сообщил, что дело передается в вышестоящий орган. За это время, показавшееся вечностью, родители Лины очень привыкли к участливому милиционеру. Они уже и представить себе не могли, что поисками их дочери займется кто-то другой. Кто-то совершенно незнакомый, кто-то, кого они абсолютно не знают, и кто не знает их. Кто-то, кто не будет им так сочувствовать, так сопереживать и ратовать за их девочку, как за свою.
- Я постараюсь, чтобы меня назначили продолжить вести это расследование уже в прокуратуре, - успокоил безутешных родителей Хомутов.
Он получил новое место работы, новую форму, погоны и звание, но продолжал оставаться добросовестным и отзывчивым, как и прежде. Дело пропавших выпускниц без проблем закрепили за ним, и так же, как и в милиции, теперь уже здесь родители Лины больше общались с помощником Хомутовым нежели непосредственно со следователем. Оба, и следователь милиции, и следователь прокуратуры, были профессионалами своего дела. Но оба же были слишком профессиональными, чтобы снизойти до разговоров, мало относящихся к делу. А Хомутов был человечнее. Он с пониманием выслушивал переживания родителей девочек, не отмахиваясь от них под предлогом занятости, хотя та и была на лицо.
Машины родители все меньше и меньше интересовались ходом расследования, боясь в очередной раз услышать о его безрезультатности. Спустя год они расстались. Еще через полгода оформили разрыв отношений официально. Они похоронили свою дочь. Принять эту мысль им оказалось легче, чем томиться в неведении и безызвестности.
- Тебе понравилось? – нежно гладя по голове всхлипывающую Лину, спросил хозяин после повторного изнасилования.
Было ничем не легче первого раза. Наверное, даже хуже. Ведь как сказал Коэльо, что случилось однажды, может никогда не повториться снова, но что случилось два раза, непременно случится и в третий.
После третьего был четвертый, а после десятого Лина перестала считать. И все время хозяин задавал один и тот же вопрос. Поначалу бедняжка думала, что он издевается. Но потом поняла, что у ее насильника совсем туго с головой, и он действительно надеется, что ей было приятно.
Со временем, когда Лина начала поддаваться подземному дурману, а ее сознание трансформироваться под давлением сводов темницы, хозяину уже не требовалось брать ее силой. Но в конце концов Лина поняла, что этого-то и не хватает. Для удовлетворения ей нужна была его грубость и жестокость. Сам хозяин тоже не мог долго обходиться без насилия, хотя и добивался покорности пленницы, при которой она должна выполнять все без сопротивлений. Но порой он специально провоцировал ее, делал больно, чтобы Лина подала хоть какие-то признаки жизни той, которую он сломил и чью волю задушил без жалости и сомнений. Он наслаждался ее мучениями, чувствуя при этом себя самым настоящим хозяином.
Наравне с иконами и ликами святых в красном углу стояла фотография хозяина. Он подарил Лине свой образ на ее третий день рождения здесь. Водрузить его на пьедестал было ее инициативой. Хозяину это понравилось, и он не стал возражать против столь высокого почтения, несмотря на явное богохульство. Лина поставила фото сюда в прошлом году, когда хозяин окончательно понял смысл жизни и стал усиленно стремиться проложить себе дорогу в Рай.
Они вместе коротали время за молитвами, после которых отдавали друг другу супружеский долг, супругами вовсе не являясь. Это тревожило хозяина, ведь получалось, что живут они во грехе. А он твердо решил стать праведником. Тогда-то хозяин и пожалел, что столь быстро расправился со священником. Но тащить сюда второго было бы слишком рискованно, ведь пропажа одного попа может быть случайностью, а двух – уже закономерностью. Посему хозяин продолжал оставаться «неправильно крещеным», чтобы иметь возможность смыть все свои злодеяния, окунувшись в баптистерию, воды которой возродят его и сделают новым человеком. Оставалось непонятным, зачем людей крестят во младенчестве, лишая их тем самым огромных перспектив для совершения грехопадений, содомии и разврата, которые можно стереть с них одним лишь обрядом.