Лина думала, что не сможет возненавидеть Вику еще сильнее. Но она ошибалась.
- Она не могла танцевать спокойно. Ей обязательно нужно было считать танец сексом в вертикальном положении. А я пытался быть джентльменом. Она прижалась ко мне своей большой грудью, и я чувствовал, как эта девчонка трется животом о мой пах, - хозяин зажмурился, окунаясь в воспоминания. - Я молился, чтобы у меня не встал. А она только этого и добивалась. Я был девственником… - он поднял глаза на Лину. - Да, несмотря на всю свою крутость и добрую половину друзей зажимавших подруг по углам, я тихонько онанировал и никого не трогал. Пару раз доходило до обнаженки, но я понимал, что все не так… и просто динамил девку, которой оставалось удивляться, чего это я смываюсь без штанов. Не хотелось мне так… как животные… мне нужны были чувства…
Хозяин задумался, а потом продолжил:
- Я не видел в них ничего особенного… просто бабы с голой мандой… мне нужна была та, которая не станет спать с первым встречным. И я считал Вику именно такой. Я верил, что она другая. Верил в это, даже когда она затащила меня в школьный туалет и взяла в рот после нескольких минут знакомства. Я утешал себя тем, что она просто слишком долго этого ждала. Ждала меня. Я верил, что она давно влюблена в меня так же, как и я в нее.
У Лины внутри все похолодело, но она продолжала слушать.
- Сначала все было хорошо. Она меня возбуждала, при этом не делая ничего особенного. Возбуждала покруче всякого порно и фантазий, которых я стыдился… - парень замялся и съежился, как двоечник, которого отчитывают перед всем классом. - Я ненавидел эти фантазии, но никак не мог от них отделаться, если оставался один, и выдавался шансик вздрочнуть. Она меня от них спасала. Но со временем… - хозяин закурил. - Она любила экспериментировать… сама первая предложила анальный секс; просила, чтобы я делал вид, будто насилую ее. И мне это нравилось. Она была еще девчонкой… но уже такой испорченной… и я боготворил эту испорченную девчонку… мне казалось, что она только со мной так раскрылась … я не хотел признавать, что моя девушка всего-навсего шлюха.
Хозяин сделал глубокую затяжку, посмотрел на сигарету, будто искал в ней ответы на вопросы, мучавшие его долгие годы, и, опомнившись, снова заговорил:
- Я много слышал о ней еще до того, как мы начали встречаться. Но ничего, что могло бы навести на мысли о ее распущенности. Если в одном предложении встречалось ее имя и слово «секс», это могло означать одно из двух: либо кто-то хочет засадить ей, либо она ему не дала. Поэтому у меня присутствовала уверенность, что я у нее единственный. Хотя и не первый. Да, она призналась, что не девственница. Сказала, что переспала с одним парнем по пьяни и больше его никогда не видела. Мне бы задуматься, но подобное стечение обстоятельств казалось куда лучше, чем если бы она отдала свою невинность другому по любви. Она должна была любить только меня. Меня одного.
Снова повисла пауза. Казалось, хозяин специально мучает Лину, давая ей возможность прочувствовать каждое слово, режущее по самому сердцу. Но правда была в том, что он сам изнывал от боли старой раны, закровоточившей с новой силой, и плевать хотел на душевные страдания той, что сидела напротив.
- В десятый класс она не пошла. Поступила в колледж. Меня это очень беспокоило, потому что видеться мы стали гораздо реже. Раньше она всегда была под рукой - только звенел звонок с урока, мы уже целовались, как ненормальные. А теперь у нее будто началась другая жизнь, в которой мне отводилось не самое почетное место. Иногда мы не виделись по несколько дней. Она ссылалась на загруженность учебой, а порой тусовалась с новыми знакомыми из своей шараги. Мне только оставалось верить ей на слово, что среди этих знакомых одни девчонки. Вика, - хозяин запнулся, будто произнес запретное слово, но собрался с силами и продолжил, - стала от меня отдаляться, а я изо всех сил старался удержать ее, чем только еще сильнее отталкивал. Я не знал, что делать, не представлял, как себя вести, что говорить. Она была для меня самым близким человеком, но начала обращаться со мной, как с чужим. В итоге я принялся стелиться перед ней, - хозяин сжал кулаки. - Никто и никогда не мог подмять меня под себя. Никто и никогда, слышишь? – он сверлил Лину взглядом. - Только она. Эта. Шлюха.
Каждая нотка ненависти в его голосе проникала Лине в самую душу. Она чувствовала боль хозяина и уже готова была порвать эту Вику в клочья, снять с нее скальп, вырвать сердце, а потом скормить ее останки бешеным псам и оставить гнить в виде их экскрементов.